Во имя Ничего - страница 12

Шрифт
Интервал



Но самым сложным было то, что его работа требовала от него принимать решения, которые могли повлиять на жизни людей, даже если он не знал их имён. Информация, которую он добывал, могла отправить солдат на смерть, разрушить семьи, изменить ход истории. Он был всего лишь винтиком в огромной машине, но его винтик был смазан человеческими судьбами. Он понимал, что не может позволить себе эмоций. Сочувствие, жалость, привязанность – всё это было роскошью, которую он не мог себе позволить.


Встреча с Мишель стала ещё одним испытанием. Она была искренней, настоящей, и это было опасно. Он чувствовал к ней нечто большее, чем просто симпатию, но понимал, что любые глубокие чувства могли стать его слабостью, поставить под угрозу всю миссию. Он должен был держать её на расстоянии, даже если его сердце рвалось к ней. Это было на грани дозволенного – чувствовать, но не показывать, быть рядом, но быть недосягаемым.


Алексей осознавал, что его работа постепенно меняет его. Он становился более жёстким, циничным, его душа покрывалась своего рода бронёй. Он видел изнанку блестящего Парижа, его пороки, его тайные уголки, где процветали предательство и обман. Он был вынужден стать частью этого мира, чтобы выжить в нём. Эта работа требовала от него отказаться от части себя, той части, что была воспитана на благородных идеалах. Но ради чего? Ради абстрактного "Ничего", о котором говорил Царь? Или ради чего-то большего, что ещё предстояло понять? Он был на грани, и эта грань становилась всё тоньше с каждым днём. Он понимал, что обратной дороги нет, и что эта игра изменит его навсегда.

Глава 2: Шепот Елисейских Полей


Двойная жизнь

Париж продолжал свою обычную, на первый взгляд, безмятежную жизнь, но для Алексея Орлова каждый день был мастерски исполненным танцем на канате, натянутом над пропастью. Его существование превратилось в бесконечную партию, где он играл две роли одновременно, тщательно отделяя одну от другой, чтобы не провалиться в бездну разоблачения. Это была двойная жизнь, требующая постоянной бдительности, безупречного самоконтроля и неимоверного напряжения всех сил.


Днём он был образцовым молодым дворянином, русским аристократом, приехавшим в столицу моды и искусств. Он посещал светские рауты в роскошных особняках Сен-Жерменского предместья, где воздух был пропитан ароматом дорогих духов и запахом интриг. Он танцевал на балах, вел непринужденные беседы о литературе и искусстве, восхищался французским вкусом и любезно отвечал на вопросы о далёкой России. Его безупречные манеры, тонкое чувство юмора и обаятельная улыбка открывали перед ним любые двери. В этих разговорах он умудрялся искусно выуживать нужную информацию – настроения в элите, слухи о предстоящих назначениях, экономические тенденции, – всё, что могло быть полезно для его миссии. Он был искусен в искусстве задавать "невинные" вопросы, ответы на которые раскрывали гораздо больше, чем собеседник намеревался сказать. Он помнил каждое имя, каждую деталь, каждое неосторожное слово.