Он прислушался.
Шаги.
Тихие. Крадущиеся. Будто кто-то босиком пробирался по мокрому мху. То ли человек, то ли зверь, то ли нечто иное. Нечто, что не должно ходить на двух.
Мельников замер. Дыхание стало неглубоким. Но грудь ходила часто, как у загнанного зверя. Он медленно, дрожащими руками, потянулся к «Ленинградскому» фонарю, лежавшему у головы.
Пальцы не слушались. Кнопка будто исчезла. Сердце стучало в ушах. Он надавил сильнее.
Щёлк!
Луч света резанул темноту. Как ножом. Он прошёлся по стенкам палатки, по вещам, по входу… пусто, а шнуровка не нарушена…
Но звук не исчез. Снаружи кто-то остановился. Прямо рядом.
И тогда по брезенту кто-то провёл когтями или ичем-то острым – медленно, тягуче, с противным скрежетом.
– Кто здесь?! – собравшись с силами, крикнул ученый. – Немедленно отойдите от палатки! Я… я буду стрелять!
Стрелять было не из чего. Никогда Валентин не держал в руках огнестрельного оружия. Он стал шарить по рюкзаку и извлек складник. Жалкий и несуразный, с тупым лезвием – карандаши точить. Мельников еле сдержал вздох. Губы его шептали что-то, бессвязное, почти детское, молитвенное. Луч метался, фонарь дрожал в левой руке, в правой трясся ножик.
И вдруг тишина.
Мёртвая. Абсолютная. Даже комары исчезли. Даже камыш не шевелился.
Он остался один? Или – враг притаился? Неизвестность давила и сковывала страхом.
– Кто здесь? – снова повторил ученый и облизал пересохшие губы, голос его прозвучал хрипло.
И вдруг палатку с силой качнуло. Да так, будто это был порыв урагана.
* * *
– Вот список пропавших, – я аккуратно положил на стол начальника местной милиции бумагу с фамилиями, которую мне дала Краснова. – Надо собрать по каждому всё, что есть. Где жили, когда исчезли, кто заявлял – если заявлял. Участковые пусть подключаются, оперсостав тоже. Максимально подробно и быстро. По каждому жду развернутую справку и объяснения от соседей, возможных свидетелей и очевидцев.
Бобырев почесал затылок, как будто я попросил его вручную разобрать архив ЦК КПСС.
– Андрей Григорьевич… – замялся он, теребя в руках листок со списком. – На это потребуется время… много времени… Всё вручную, все заявления, журналы перелопатить, людей опросить, подворовые обходы, запросы… Ух, мать честная, да здесь на полгода работы.
– Два дня, – отрезал я.
– Что?
– Виктор Игнатьевич, я даю вам на основные мероприятия – два дня. Можете ночью работать, тогда получится 48 часов.