Лернер вернул в пакет интеллигентскую пачкотню, с говна сметаны не возьмешь, а возьмешь – всё говно, и начал вчитываться в оставленное письмо.
«Глубокоуважаемый товарищ Твердов!» Твердов – его псевдоним цикла «Студенческое революционное движение», весьма удобно, каждому циклу свое псевдо, удобно и рационально. Твердову, Ломову, Рубакову пишут часто, Вилову и Ильину реже, Лернеру никогда. Фамилия внутреннего пользования.
Он отчеркивал красным карандашом главные, центральные строки. Умный юноша, умный, но с гнильцой. Объективная реальность – гнильца. Поражено практически все студенчество, и чем дальше, тем больше. Эволюция. По стопам господ Каткова и Суворина. Впрочем, это – лишнее. Кто из нынешней молодежи их помнит?
Звонок на перерыв остудил его. К лучшему, иначе вышло бы длинно, брошюрно. Он на радио работает. Неплохо бы и листовку тиснуть, традициями пренебрегать не след, а распространить можно хотя бы с помощью аэропланов, раскидать над позициями. Бумаги не хватает. На сульцевскую писанину, бухаринскую хватает, а ему – нет.
Он сдержался, даже улыбнулся, когда взглянул на пустую выгородку. Не злобиться надо, действовать.
Из курилки шел сизый едкий дым синтетических папирос. Поминали его имя, но он не стал останавливаться, прошел мимо, в буфет. В первый, малый перерыв здесь было свободно, просторно. Без толчеи взял он привычный стакан кефира, оторвав от пищевой книжечки крохотный купон, сел за столик у окна. Во дворе работник-швайнехунд сметал с дорожки опавшие листья. Желтый комбинезон, мета. Приспособили к делу бывших фон-баронов. Немцы нация практичная.
Забилось, задергалось правое веко. Лернер перемог, не стал давить пальцем. Спокойствие, спокойствие. Он сосредоточился на стакане кефира. Кефир был сегодняшний, жидкий, разумеется, но свежий. Он отпил чуть-чуть, потом полез в карман за сахарином. Единственно, в чем оказался прав правый Аксельрод, – кефир заполонил мир. У Аксельрода, надо отдать должное, кефир был жирнее. Буржуазней.
– Салют, камрад! – Макдональд, из Британской секции, пристроился напротив. – Как жизнь? Что нового?
– Новое – это плохо забытое старое. – Вслед за Макдональдом сел и Лурье, давний, еще по Парижу, знакомец. – Сообщают, Шауманна взяли.
– Информации пока не поступало. – Лернер говорил отстраненно: спокойствие, зыбкое, непрочное, следовало беречь. Спокойствие!