Его статус "интересной диковинки" при дворе Наполеона оказался куда приятнее, чем любая свобода, которую он знал. Он не был заперт, но и не мог просто так выйти за ворота, словно на прогулку по Невскому. Это была золотая клетка, но чертовски удобная. Еда была настолько изысканной, что Федька поначалу даже стеснялся привычно чавкать. Вино лилось рекой, а горничные, хоть и были под присмотром, явно не страдали от недостатка внимания со стороны русского князя. Он осваивался, как старый кот в новой сметане, изучая каждый уголок своего нового мира.
Его дни протекали в приятной праздности. Утром – поздний завтрак с бриошами и кофе, от которого почему-то несло чем-то горьким, вроде смолы или недожаренных грехов. Днем – прогулки по дворцовым садам, где каждая кустовая роза казалась вымученной избытком внимания. Он наблюдал за придворными, за их вечными интригами, за их притворными улыбками и ядовитыми шепотками. Федька, с его циничным взглядом на человеческую натуру, быстро понял, что этот двор – та же Бородинская битва, только без крови и пушек, но с гораздо большим количеством лицемерия. И тут, и там люди бились за что-то эфемерное, только вместо родины тут была власть, а вместо чести – место под солнцем Наполеона. «Пиздец, – думал он, – да тут даже интриги скучные. Где кровь? Где страсть? Где хоть какая-то ебаная искренность?»
Вечера были посвящены приемам. Федька блистал. Его острый язык, его матерные афоризмы, его небрежная элегантность, даже его расхлябанность – все это делало его центром притяжения. Дамы хихикали и краснели, мужчины восхищались его наглостью, а Наполеон, кажется, видел в нем забавную диковинку. «Этот русский – он как медведь, который научился танцевать менуэт, – однажды услышал Федька обрывок фразы кого-то из генералов. – Он неотесан, но чертовски обаятелен».
Федька же наслаждался моментом. Он флиртовал без устали, пил за здоровье императора, а затем за его погибель, когда никто не видел. Он играл в карты, выигрывая порой целые состояния у незадачливых маркизов, которые не могли понять, как этот дикарь так блефует. Скука, его главный враг, пока отступила. Но где-то на задворках сознания, под слоем винного хмеля и женских улыбок, маячила та загадочная дама, которую он мельком увидел на первом приеме. Та, в чьих глазах была не броская красота, а нечто иное, что-то, что заставило его, циника до мозга костей, задуматься. Он ждал следующей встречи, не зная, что это ожидание станет началом его самой безумной и, возможно, самой опасной авантюры.