Он был в золотой клетке. Но кажется, клетка эта начала медленно раскрывать свои запертые двери, пропуская нечто, что навсегда изменит его жизнь.
Глава 12: Императрица. Первый взгляд.
Дни текли, словно дорогие французские вина, оставляя за собой легкое, но настойчивое послевкусие ожидания. Федька, с его врожденным чутьем на интересное, знал, что где-то поблизости бродит та самая загадка, которую он мельком увидел на балу. Он не искал ее целенаправленно, ибо истинные авантюры, по его глубокому убеждению, всегда находили тебя сами, как муха – липкую ленту.
И она нашлась. На очередном приеме, куда его, как обычно, пригласили в качестве "придворного шута", Федька заметил ее в небольшой группе дам. Мария-Луиза. Она не смеялась громко, не кокетничала с молодыми офицерами, не блистала умом в пустых светских беседах. Напротив, она стояла чуть в стороне, ее светлые волосы падали на плечи, а голубые глаза были устремлены куда-то в пустоту, полные той самой меланхолии и застенчивости, что Федька подметил при первой встрече. В ней не было напускной помпы Жозефины, лишь утонченная хрупкость.
«Ебать-колотить, – подумал Федька, отпивая шампанского. – Да эта мадам скучает так, что пыль столбом стоит». Он всегда был экспертом по скучающим дамам, ибо сам страдал от этого недуга хронически. Он видел в её взгляде не просто печаль, а нечто глубже – внутреннее одиночество, запертое за ширмой придворного этикета. Наполеон, этот низкорослый гений войны, кажется, был слишком занят завоеванием Европы, чтобы заметить, как его собственная жена увядает в золотой клетке. «Да он, сука, с ней обращается как с политическим инструментом, а не как с бабой», – пронеслось в голове у Федьки.
Он подошел ближе, делая вид, что направляется к столу с закусками. Её свита состояла из пожилых, чопорных дам, чьи лица выражали непоколебимую скуку и преданность придворному протоколу. Они напоминали Федьке старых тетеревов, которые только и знали, что кудахтать о правилах.
«Мадам, – обратился он к ней, слегка склонив голову, – могу ли я предложить вам… нечто, что сможет хоть на мгновение разогнать эту парижскую тоску, которая, как мне кажется, укрыла ваш взор плотной вуалью?»
Мария-Луиза вздрогнула, словно только что очнулась от глубокого сна. Её голубые глаза удивленно распахнулись.