Наоми задрожала всем телом, вспомнив, что три ее дочери сейчас на заднем дворе, собирают в курятнике яйца. Она выбежала за дверь, чтобы позвать их, но тут солдат схватил ее за руку. Она вскрикнула и тут же об этом пожалела. На ее крик мгновенно прибежали все три дочери.
– Отпустите мою маму! – бесстрашно крикнула солдату маленькая Блюма, которой только-только исполнилось пять лет. – Что вы делаете?
Солдат и не подумал ответить ребенку. Он просто расхохотался ей в лицо, а потом ударил Блюму, и она упала на землю.
– Заткнись, девчонка, или я тебя застрелю.
Перл, сестра-близнец Блюмы, кинулась поднимать сестру с земли.
– Как ты? – шепнула она Блюме на ухо.
Блюма изо всех сил старалась не заплакать. Но ей было больно и обидно, а еще очень, очень страшно. Слеза потекла у нее по щеке, и она стерла ее грязным кулачком.
Потом солдат позвал своего товарища, стоявшего в паре шагов от них.
– Фриц, проверь дом! Найди мужа. Везде посмотри! Тут мужчины нет, я проверил. Но надо убедиться, что ни одного из них не осталось. Ты меня понял?
Фриц кивнул.
Наоми знала, что Хершеля нет дома. Он был на работе в Варшаве. Наоми порадовалась, что в доме его не найдут, но одновременно и пожалела, что его нет рядом, чтобы их защитить. Они вчетвером были дома одни. При этом двое – пятилетние девочки.
– Прошу! – обратилась к солдатам Наоми. Она старалась говорить как можно спокойнее. – Мы ничего плохого не сделали. Пожалуйста, позвольте нам вернуться в наш дом. Я вас умоляю!
– Вы евреи. Вот что плохое вы сделали. Родились грязными евреями, а теперь живете в своей грязной еврейской деревне. Мы ее снесем. Тут расплодились еврейские крысы, разрушающие всю страну. Не только страну, но и весь мир. Германия призвана избавить мир от вашего отродья. Это наша задача, и ради своих детей мы ее исполним.
– Это безумие, – ответила Наоми.
– Закрой рот! Чтобы я больше не слышал от тебя ни слова, – рявкнул солдат, а потом ударил ее в бедро прикладом винтовки. Боль разлилась по всему ее боку. Наоми упала на землю. Ее лицо оказалось в пыли, которая сразу набилась в глаза, нос и рот. Закашлявшись, она посмотрела на солдата. Его глаза были холодными и безжизненными, и от этого зрелища ужас еще сильнее обуял ее. «Мои дети. Хашем, прошу, защити моих детей». Она дрожала всем телом, но боли в бедре больше не чувствовала. Не чувствовала вообще ничего, кроме страха.