– Хорошо. Спасибо. Пока достаточно.
Профессор поднялся со стула плавно и размеренно, как он обычно завершал лекцию в идеально рассчитанный момент. В дверях он слегка замедлил шаг – единственный жест, выдавший в нём нечто большее.
Анненков мысленно зафиксировал это и сделал пометку: «Ровен. Чрезмерно. Проверить слова – Анисимов».
Павла подвели к столу без принуждения, однако каждый его шаг казался напряжённым, будто тело двигалось не по воле, а по инерции. Он сел, опустив плечи чуть ниже, чем положено для уверенности, но выше, чем у человека, готового сломаться. Как будто сам не мог решить, кем должен быть сейчас – свидетелем, сыном или кем—то совсем другим.
Анненков не торопился начинать разговор. Он умел ждать, особенно таких, как Павел. Те, кто приходят с уже выстроенной внутренней версией событий, часто рушатся сами от напряжения – без внешнего давления. Надо было лишь позволить ему созреть.
Молодой человек сидел неловко, с чуть выгнутой спиной, не зная, куда деть руки. Он то сжимал пальцы в кулаки, то распрямлял их и снова сцеплял, словно в них всё ещё жила команда к действию, отменить которую разум забыл. Лицо бледное, с острыми тенями под глазами. Такие лица всегда выглядят незавершёнными, будто портрет, написанный за один вечер.
Анненков отметил, как Павел избегал взгляда – не демонстративно, а подобно животному, которое не хочет нападать, но и не доверяет. Глаза его метались: от ручки следователя к краю стола, от пальцев к полу, к блику света на потолке – лишь бы не встретиться взглядом.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Анненков ровно, без нажима.
– Нормально, – ответил Павел, глядя в сторону. Голос звучал глуше, чем можно было ожидать от взрослого мужчины.
– Я знаю, что это нелегко. И понимаю, что у тебя, вероятно, были особые отношения с Софьей.
– Мы работали вместе. Она жила в доме. У нас были… – Павел запнулся, – нормальные отношения.
– Нормальные – это какие?
Он пожал плечами, будто сбрасывая тяжесть:
– Она делала свою работу, я – свою.
– Но ты видел её чаще остальных?
Павел замялся. Пальцы вновь нервно сцепились.
– Возможно. Мы работали в одном институте, у отца. Делили не только стены, но и маршруты – от кухни до кабинета, от лаборатории до веранды. Невозможно было не пересекаться.
– Ты знал, что ей нездоровилось?