Он говорил отчётливо, неторопливо, с гордостью учителя, наблюдавшего превращение талантливого ученика в мастера.
– Но он не остановился на достигнутом и пошёл дальше. Однако это тема для других выступлений. Сегодня же мы празднуем. Я поднимаю бокал за Вениамина – дерзкого студента, ставшего творцом новой реальности.
Аплодисменты прозвучали дружно, с лёгким принуждением – гости уже ждали следующего бокала и десерта. Вениамин сдержанно кивнул и чуть напряжённо улыбнулся, словно всё происходило с кем—то другим и в другое время.
Павел незаметно подошёл к Софье. Она стояла у колонны в полутени, задумчиво водя пальцем по краю бокала с минералкой. Он приблизился и негромко произнёс:
– Красиво говорит. Но насчёт «новой реальности» – не слишком ли громко?
Софья даже не повернулась к нему.
– Ты бы сначала свою реальность наладил, Павел. А потом уже комментировал чужие.
Он слегка отпрянул, губы тронула ироничная улыбка, но взгляд остался холодным. Ответить он не успел – Софья спокойно отвернулась, словно устала от этого разговора.
В другом углу, под светом настенного бра, разговаривали Родион Михайлович и Оксана. Старик держал в руке табакерку, но не открывал её. Голос его звучал бодро, с лёгким смешком:
– Добился своего, шельмец. Нобель, особняк, цвет общества. И всё это – с выражением монаха на лице. А ты помнишь, как в семидесятом его с кафедры убрали за статью про сны? Говорил тогда: «Будущее не проснётся, если его не увидеть».
Оксана молчала. Она смотрела не на дядю, а на центр зала, где профессор принимал поздравления. В её глазах отражался свет свечей и что—то ещё, глубже.
– Помню, – тихо ответила она. – Как моя сестра плакала по ночам, сколько у него было женщин, и сколько она молчала. Умела молчать, как никто. Именно это её и убило. Не болезнь, а он.
– Эй, – Родион осторожно коснулся её локтя, – не сегодня, Оксана. Сегодня праздник.
– Конечно, – усмехнулась она горько. – У кого—то праздник, а у кого—то каждый день похороны по капле.
Родион хотел что—то возразить, но промолчал. Его лицо окаменело, табакерка вернулась в карман.
Между словами и взглядами в зале протянулась тонкая нить напряжения. Люди улыбались, поднимали бокалы, говорили о погоде и науке, но за этим ощущался холод. Только музыка продолжала звучать – стерильная, вежливая, накрывая зал, как тонкая вуаль, скрывающая трещины.