Голос Сашки замедлился, стал вязким, как сироп.
«Комнаты были забиты вещами. Не просто вещами – памятью. Старый буфет с треснувшим стеклом, где хранился единственный хрустальный бокал, оставшийся от сервиза. Ковер ручной работы, выцветший, с протертыми до дыр дорожками. Фотографии в тяжелых рамках: молодой муж в гимнастерке, дети в пионерских галстуках, внуки с бантами. И… пианино. Старое, огромное, темно-коричневое, с отбитыми уголками и пожелтевшими, как старые зубы, клавишами. «Беккер». Когда-то давно, очень давно, на нем играли. Семейные вечера, романсы… Потом оно замолчало. Навсегда. Стало громоздким памятником ушедшим временам, пожирающим драгоценные метры хрущевки. Агафья Степановна иногда подходила к нему, проводила рукой по пыльной крышке, вздыхала. Больше никто».
Витька Морозов, зарывшись носом в подушку, чувствовал, как холодный пот стекает по вискам. Он представлял эту квартиру. Полумрак, запах лекарств, лаванды и пыли. Огромный черный ящик пианино, похожий на гроб.
«И пришло время, – голос Сашки стал сухим, безэмоциональным, как диктор, читающий некролог. – Агафья Степановна умерла. Тихо, во сне. Нашли ее не сразу. Потом пришли родственники. Дети, внуки, племянники. Не плакали. Суетились. Делили. «Этот сервант – мне, я старший!», «А ковер – нам, он в гостиную хорошо впишется!», «Фотографии? Да кому они нужны, выбросить!». Квартира превратилась в базар. Все растащили. Подчистую. Осталось только… пианино. Огромное, неуклюжее, безнадежно устаревшее. «Кому это чудовище?» – фыркнул старший сын, инженер с «запчастями» для Жигулей в багажнике. «На дрова разве что!» – буркнула дочь, учительница, думавшая о новой стенке в прихожей. «В комиссионку!» – решили единогласно. Вызвали грузчиков. Те кряхтели, ругались сквозь зубы, корежили линолеум на лестнице, но выволокли черного мастодонта из квартиры Агафьи Степановны. И на этом месте остался лишь пыльный квадрат на полу да… ощущение пустоты. Не просто пустоты. Недосказанности».
Сашка сделал паузу. В тишине спальни отчетливо слышался чей-то нервный вдох. Он продолжил, его голос обрел зловещую плавность:
«Комиссионный магазин «Удача» на окраине. Туда свозили все ненужное: шифоньеры с расшатанными дверцами, телевизоры «Рекорд» с мутным экраном, велосипеды «Школьник» без педалей. И посреди этого царства утиля стояло теперь пианино «Беккер». Пыльное, мрачное, с отклеившимся шпоном на боку. Цену налепили смешную. Месяц оно простояло, пугая редких покупателей своим видом и размерами. Пока не пришла они».