можно было положить человека. Он снял с Ивана одежду и занес его в парилку.
– Ух ты, что это за запах? – спросил тот, как только оказался внутри.
– Это, брат, кедр! Царь тайги! Вот встанешь на ноги, уедешь отсюда и будешь вспоминать потом мою баньку…
– Думаешь, это когда-нибудь случится?
– Что значит «думаешь»? Конечно! Только само по себе ничего не случается. Даже прыщ просто так не вскочит. В общем, хватит тебе валяться – с завтрашнего дня приступаем к занятиям!
– Извини, Валентин. Ты прав… наверное. Мне бы только самому поверить, что такое возможно.
– А это без вариантов, без вариантов. Ты и сам должен понимать, что я не собираюсь с тобой вечно нянчиться. На фига ты мне такой хороший нужен? Я тебе не сиделка в доме инвалидов, чтобы твою попу всю жизнь вытирать. Вот уеду завтра, и что? Ты же самостоятельно даже чай себе приготовить не сможешь.
Иван призадумался. Как ни крути, Валентин на сто процентов прав.
– Давай-ка, нетрудоспособный, я тебя веничком обработаю!
Иван улыбнулся. Валентин хоть и сказал неприятные слова, но сделал это беззлобно, с тем прицелом, чтобы Иван понимал всю серьезность своего положения. Да он, конечно, и понимал, просто не верил, что теперь можно что-то исправить. Но Валентин абсолютно правильно сказал: делать-то что-то надо…
Они попарились от души, не спеша, за приятными беседами и душистым чаем. Валентин даже сбегал искупаться на озеро, а потом перенес товарища к дому. Иван лежал на настиле под деревьями разомлевший, покрытый красными пятнами, и наслаждался давно забытым чувством свежести – казалось, что тело вдыхает воздух прямо через кожу, через раскрывшиеся поры.
Валентин сел рядом на скамейку, откинувшись на стену дома.
– Хорошо! – довольно произнес он.
– Хорошо, – подтвердил Иван.
Но все-таки сейчас его больше беспокоило другое:
– Ты мне поможешь? Может, упражнения какие-нибудь для меня придумаешь?
– Нет проблем – придумаю, за это можешь не волноваться. Но основное от тебя будет зависеть. А пока главная работа за дедушкой Тайбулы. Он столько энергии в тебя вкачивает! Но как в воронку: ничего не задерживается. Говорит, что ты будто «тырявая боцька» (дырявая бочка, значит). Ты уж постарайся как-нибудь ему помочь: представь, что ты не дуршлаг, а губка. И впитывай, впитывай в себя! А как только силы накопятся, мы с тобой сразу на ноги встанем!