А может, для них вполне привычно, когда одинокая женщина под сорок с полагающимися по сценарию криками производит на свет ребенка в бассейне родильного отделения. Времена изменились, верно? Подростки теперь не беременеют – невозможно залететь через Snapchat. Теперь им на смену пришли спохватившиеся карьеристки с кризисом среднего возраста, которые поступают в родильное отделение в одиночестве, а уходят вдвоем.
Пять семейных пар, которые делят со мной палату, сразу все подмечают. Я ловлю на себе любопытные взгляды соседок, ковыляющих в туалет мимо моей кровати; слышу через тряпичные «стены», как они судачат обо мне, думая, что я сплю.
– Бедняжка, – со вздохом повторяет одна из них. – Совсем без поддержки. Я бы так не смогла!
Пускай болтают, я не против. Я живу в подвешенном состоянии между известным «до» и еще неведомым «после». Занятно послушать предположения о том, кто я и что меня ждет в дальнейшем, интересно заглянуть в их мир, который мог бы быть и моим, сложись обстоятельства по-другому.
И знаете что? У них тоже не все шоколадно. За умильным воркованием и мечтами о светлом будущем кроется гнетущее напряжение; оно расползается, словно пятно от красного вина. Девушка чуть за двадцать рыдает в телефон, после того как новоиспеченный отец уходит, мельком взглянув на кресло из кожзама, предназначенное для остающихся на ночь посетителей. Худосочная француженка убеждает мужа дать ребенку вычурное многосложное имя – попробуй выкрикнуть такое на детской площадке! В качестве компенсации мужу предлагается выбрать второе имя, хотя все знают, что оно нужно только для крестин и свадеб. И конца этим дебатам не видно.
Я, в свою очередь, вовсе лишаюсь собственного имени на целых тридцать шесть часов – время пребывания в послеродовом отделении.
– Как чувствует себя мамочка? – спрашивают медсестры, щупая мой пульс или подкладывая ребенка мне под руку (его ноги при этом болтаются где-то у меня под мышкой), чтобы ему было удобнее брать сосок. Такой метод кормления называется «захват мяча».
Я хочу ответить, что чувствую себя порванной в клочья, но это прозвучало бы слишком мелодраматично. Поэтому просто спрашиваю, когда остановится кровотечение. Услышав, что это произойдет примерно через три-четыре недели и что нужно немедленно сообщить им, если замечу сгусток крупнее пятидесятипенсовой монеты, я стараюсь придать лицу нейтральное выражение.