– Ну смотрите мне [Better you would], – подытожил король.
Блада освободили и выделили ему поместье в Ирландии с доходом в 500 фунтов в год. Эдвардсу выделили 3 000 фунтов деньгами. Это была засада, потому что королевские денежные милости не выплачивали никогда, ну или давали какую-то мелочь с обещанием выплатить остальное потом: денег у короля не было.
После освобождения человек-медоед Блад снова страдал от безделья, рыская по Лондону, периодически нанимаясь в больницы хирургом, убивая людей за деньги (это называлось «бретер», платный дуэлянт) и бесчинствуя в кабаках. Ему доставляло удовольствие намеренно задирать солидных господ в общественных местах и ждать реакции.
Граф Рочестер, поэт-лауреат Джон Вильмот, публиковал свои саркастические наблюдения за жизнью лондонского света и не мог пройти мимо этого явления:
Блад, на чьем лбу написано «изменник»,
Бандит и вор, одетый как священник!
Обласкан, что ни день – стоит у трона
За кражу Ормонда и воровство короны.
Давайте украдем и короля,
Коль верность – пыль для тех, кто у руля.
Наконец, привычки Блада снова привели его в 1679 году на скамью подсудимых, где герцог Бэкингем, его бывший покровитель, потребовал у Блада компенсации в 10 000 фунтов за оскорбления. Год он провел в тюрьме, страдал воспалением легких и подагрой, потом вышел на волю под подписку с обещанием всё уплатить. Ничего не уплатил, конечно.
Он умер дома в Вестминстере в 62 года и похоронен там же, близ Сент-Джеймсского парка. Его тело два раза эксгумировали, чтобы удостовериться, что он не инсценировал свою смерть, лишь бы не платить Бэкингему. Под конец всем пришлось поверить, что капитана Блада больше нет. Говорят, что тот же Вильмот написал ему эпитафию, которая до сих пор украшает могилу:
Здесь упокоен тот, кто превзошел
Злочинством всех, кто сей тропою шел,
И предал всех, кто душу в нем нашел.
Теперь он неоплаканным лежит,
И слава Богу: срок его дожит.
Нельзя сказать, чтобы эти слова были во всем справедливы. Вильмот просто был другом Бэкингема. Он это со зла.
Потомки капитана Блада сформировали династию военных инженеров Британской империи и современных англо-ирландских парламентариев. У него была жена, да. О ней бы лучше подумали.
Про книгоиздательский менеджмент и Ньютона с Галлеем
Небезызвестный мемуарист Самуэль Пипс был не такой уж серостью, какой рисуют его обычно английские историки. Современники отдают ему должное за пытливый и острый ум, обширнейшую эрудицию и недюжинные бюрократические навыки. А они много где уместны и почитаемы. Так, например, в 32 года его ввели в Королевское общество (Академию наук) его приятели и коллеги по работе в Адмиралтействе и комитете по делам Танжера Джон Крид и Роберт Поуви, и Пипс – признавая, что ему не хватает теоретической подготовки («I do lacke philosophy»), – активнейшим образом поддерживал общество материально, пиарно и делопроизводственно. Ему принадлежит заслуга морального насилия над клерками общества, чтобы они вели подробные протоколы каждого заседания. А уже потом он сам предавался любимому делу: сортировал бумаги, нумеровал, подшивал, составлял тематические индексы, и поэтому ему кланяются в пояс все современные историки английской науки.