– Ушли с миром. Но не думаю, что навсегда. Сейчас им несподручно время терять на Двинских и Важских погостах. Но, как управятся там…, – Борька махнул рукой в сторону сияющей в небе звезды-матки. – Вернуться сюда. Все Заволочье великий князь хочет подчинить.
– Нужно Исайю Василича предупредить. Пусть ратников сюда приведет. Да чудь поважскую, что Великому Новгороду благоволит, поднимет. Вернутся сюда бояре московские, а мы им встречу-то стрелами, да секирами и организуем.
– Может, тятя в Новгород сообщит и от святой Ольги воины придут. Тогда точно не отдадим земли наши князю, – согласился Борька.
Тимоха повернулся и поискал кого-то глазами. Заметив сидевшего на корточках мужичка, позвал того к себе.
– Кузьма! – крикнул он ему.
Тот встал и вразвалочку подошел к ним.
– Чего хотел, старшой?
– Скажи, Кузьма, кто из ваших людей места здешние знает? Надо бы на Вель сходить. Лодку дадим.
Кузьма отчего-то поморщился, почесал костлявой пятерней давно не мытые волосы и ответил:
– Так то дело не хитро. Любой сможет. Да хоть я.
– Не, Кузьма. Ты мне тут нужен, – заметил Тимоха.
Крестьянин покрутил головой и громко крикнул:
– Андрийко! Подь сюды!
Из-за штабеля бревен показался щупленький мужичок и подошел к ним. Это был вполне взрослый мужчина лет сорока. Все в нем было на взгляд Бориса обычным кроме одного. Заячий колпак на его голове в теплую июльскую ночь был одет явно не по погоде. Кузьма заметил недоумение на Борькином лице.
– Да, он такой этот Андрийко. Летом в зимней шапке ходит, а зимой без рукавиц робит. Да, Андрийко? – дружелюбно произнес Кузьма.
– Всяко бывает, – с заметным местным акцентом ответил тот. – Телу не прикажешь. То тепла в жару хотце. То холоду в стужу.
– Здешний он. Места до самого погоста на Вели хорошо знает. Так, Андрийко? – произнес Кузьма.
Тот кивнул и повернулся к исходящему от луны свету. Борька увидел его глаза. Борьке показалось, что о прежней жизни этого мужика напоминало лишь его веселое имя Андрийко. Много, не много, но глаза он видел всякие. Но у этого важанина они были особенные. Да, взгляд у мамы Маремьяны был ласковый и участливый. Его он часто видел по ночам. Скучал по нему. Но в глазах Андрийко было все: доброта и участие, готовность прийти на помощь и пожертвовать собой ради чьего-то блага. И боль. Боль от утраты близких и несбывшихся надежд не могли скрыть его глаза.