«Саша!» – напрасно звала Софья, выбежавшая следом за дочерью и тут же потерявшая её в страшной сумятице. «Что это? Что это?» – спрашивала она, ни к кому не обращаясь. «Стреляют! Уходите!» – на бегу крикнул бородатый казак. «Кто стреляет? Куда идти?» – опять в пустоту растерянно обращалась Софья. Внезапно увидела Степана Ивановича, бросилась к нему на помощь, вместе вытащили окровавленного человека, его подхватили казаки и отнесли подальше от вагонного крошева. Среди шума и криков слышался треск, словно разом ломали деревья: то были винтовочные выстрелы. Стреляли беспорядочно и отовсюду.
Саша бежала по глубокому снегу, когда её толкнуло, и, поначалу не почувствовав боли, она удивленно увидела, что заснеженная земля оказалась вдруг рядом с лицом, а потом ничего не стало… Очнулась, когда кто-то бережно перевернул, спросил: «Жива? Жива!» Она застонала, открыла глаза, всё вокруг качалось – её быстро несли на руках. Спохватившись, накатила боль, от которой не было спасения. Не было спасения и от безостановочного, громкого треска выстрелов и взрывов. Тут же что-то, захлёбываясь, застучало откуда-то сверху. Опять проваливаясь в темноту, Саша увидела огромного дятла. Он слетел с крыши вагона и, прицелившись, начал стучать острым клювом в плечо и грудь. «Больно… Уберите дятла!» – шептала Саша. «Бредит», – в темноте сказал папин голос. Дятел исчез, появился свет, близко наклонилось папино родное лицо. «Сашенька, ты ранена, – папа снял пенсне, смотрел устало. – Пулю мы достали, теперь отдыхай»
– Там был дятел, огромный, стучал громко, – прошептала Саша.
– Это пулемёт стучал на крыше. Всё уже кончено, Сашенька, никто больше не стреляет… пока, – всхлипнула мама.
Изуродованный поезд замер, загородив дорогу всем следующим эшелонам. Горящий вагон казаки и юнкера обожжёнными руками отцепили от состава, а потом и от паровоза, когда он отъехал подальше, унося пылающий хвост.
До глубокой ночи погибших складывали в ряд на снегу. В молчании пассажиры оставляли свои и так переполненные купе для раненых. Лишь однажды истерично закричала женщина: «Вы не имеете права, мы будем жаловаться Александру Васильевичу Колчаку!» «Прекратите, мадам, стыдно!» – оборвал её стенания седой человек.
Всех выживших определили, наконец, по местам. Священник, от усталости еле державшийся на ногах, прочитал над погибшими заупокойную молитву. «Вот и всё… Мы привыкли к смертям, потому что их слишком много. Сначала на той станции повесили красных, наверное, красных, а теперь красные напали на наш поезд и обстреляли нас. В них тоже стреляли и убивали. Станкевич сказал, что больше не может убивать, но как это сделать?» – устало думала Саша, пытаясь устроиться удобнее, чтобы не бередить рану.