Рас-стояние: вёрсты, мили…
Нас рас-ставили, рас-садили…
………………………….
По двум разным концам земли.
М. Цветаева
– …Венчались мы после Пасхи, на Красную горку. День был тёплый-тёплый, мы вышли из церкви на крыльцо, и колокола запели! А птиц налетело! Свиристели тоненько, нежно так подпевали колокольному звону…
Шелестел голос старой женщины в полутёмной комнате, освещенной слабой лампочкой под оранжевым колпачком. Лицо её, утонувшее в подушках, было еле заметно, и тело, за долгую жизнь ставшее бесплотным, обозначилось на постели маленьким бугорком. Она прикрыла глаза, и вновь оказалась в невозвратном времени, когда восемнадцатилетней недавней гимназисткой Сонечкой венчалась с молодым врачом Степаном Ивановичем Мальцевым.
– На мне было платье из белого муслина на розовом атласном чехле со вставками из ирландских кружев и с цветами флёрдоранжа на поясе, – продолжала неспешно бормотать Софья Викентьевна, – а Степан Иванович, папа твой, очень походил на молодого Чехова: тоже носил бородку и пенсне с голубыми стёклами…
Уходила, угасала Софья Викентьевна, а потому цеплялась за жизнь, пытаясь рассказать всё, что сохранилось в памяти, своей дочери Сашеньке, Александре Степановне.
Вновь ей привиделся Екатеринбург весной 1896 года, венчание, и припомнился случайно услышанный шепоток за спиной: «Что же дядюшка племянницу-то за голодранца выдаёт, из своих, из купеческих, видно, жениха не нашлось…» «Так ведь сирота она, а жених врач. Говорят, положительный человек, её приданое не промотает».
– Сашенька, ты слышишь меня? – прошелестел опять голос Софьи Викентьевны. – Я очень любила твоего папу, моего Степана Ивановича. А счастья мирного мало нам выпало… Всё войны, войны… Началась война с японцами – Степан Иванович уехал в Маньчжурию. Мите было тогда всего шесть лет, а я тебя носила, и родилась ты до срока… – Собралась с силами, зашептала. – А с четырнадцатого года все муки адские на нас обрушились – и война, и переворот, и ещё война, страшнее которой быть не может… И Митенька… И отъезд наш…
Александра погладила мать по руке, показалось, что заснула она. Но сон ушёл от Софьи, да и нужна ли ей эта лёгкая дремота, когда вот-вот настигнет вечный покой. «Страшно вокруг, и ветер на сопках рыдает…» Что это, где-то поют? Или послышалось… Показалось, что чья-то тень мелькнула на стене и пропала. Она попыталась подняться в подушках, упала бессильно.
