Первое, что очаровывает нас на страницах хорошего писателя (или в речи блестящего собеседника), – это меткий выбор слов и их верное противопоставление. В самом деле, удивительно: взять эти «кирпичики», созданные, казалось бы, для суда да торга, – и умелым применением вдохнуть в них тончайшие оттенки, пробудить их исконную силу, придать им новое остроумное назначение или превратить в звучный барабан, чтобы всколыхнуть чувства. И всё же при всём несомненном впечатлении такая красота слов не у всех авторов одинаково сильна. Вспомним, к примеру, Шекспира – какая точность, выразительность и чистое поэтическое обаяние слов – и, скажем, Эддисона или Филдинга. Или, ещё ближе к нам, Карлайла: у него каждое слово как будто под током, словно лицо человека, потрясённого сильным чувством; а у Маколея, при том что лексика достаточно подходящая и звучная, слова в памяти не держатся, сливаясь в общий поток, где ни один не выделяется особо. Но всё же первые тут не «забирают» себе всю литературную славу. Есть ведь и другая ценность стиля. Так в чём же именно Эддисон превосходит Карлайла? Или почему Цицерон бывает лучше Тацита, а Вольтер – Монтеня? Ведь не в «рельефности» слов, не в глубине или интересе материала, не в силе ума, в поэтичности или юморе. Все трое ничтожны по сравнению с тремя другими, и всё же, если говорить о некоем особом качестве литературного искусства, они в этом качестве превосходят именно своих титанов-собратьев. Но что же это за качество?
Хотя литература, благодаря значимости и универсальности языкового материала, стоит особняком, она остаётся искусством, а искусство, как известно, делят условно на два больших рода. К первому относятся те его формы, которые представляют или «подражают» чему-то (как скульптура, живопись, театр), а ко второму – те, что всего лишь «представляют себя» (вроде архитектуры, музыки, танца). У каждой группы есть свои особые законы. Но и у той, и у другой есть общая основа: всякое искусство, так или иначе, стремится создать «узор», будь то узор красок, звуков, движений, геометрических форм или подражательных линий. Вот где они сходятся, вот в чём их общая сущность. А то, что порой искусство забывает это детское своё начало и берётся за более серьёзные задачи, нисколько не отменяет того, что заодно оно «по долгу службы» создает узор.