Что же делать? Буду как мама – учить музыке обеспеченных ленивых детишек. Лучшие годы жизни пролетят, как пальцы по нотам на третьей части Сонаты для фортепиано номер восемь Людвига ван Бетховена. И пенсии-то у меня не будет…
Врезаюсь в дверной проем подъезда. Столкновение выводит меня из гнетущих размышлений. Нажимаю кнопку лифта и жду. Мы справимся: Никита будет подрабатывать после вуза, а я могу из дома что-то делать. Внутренний голосок уже развивает тему аборта и последствий. Жаль, его нельзя, как на телефоне, просто убавить или вовсе отключить звук.
Закрываю за собой дверь квартиры и скидываю обувь. В коридор выскакивает мама.
– Олечка, давай погуляем вместе. Погода хорошая.
– Я уже погуляла.
Обхожу маму и продолжаю намеченный маршрут. Рука в кармане крепко обхватывает коробочку с тестом на беременность.
– А чего меня не позвала? Помнишь, как в детстве мы с тобой вдвоем гуляли? Чудесное время было.
Я не отвечаю. В то время мамин диагноз не проявлялся так сильно, или я этого не замечала. Мама с небольшой задержкой преследует меня. Видимо, убирает мои кроссовки на полку. Эта пауза позволяет мне спрятать тест в комод.
– Я за папу переживаю. Чужой город, из близких с ним никого. А если с ним что-то случится… – Мама от волнения заламывает руки, глаза бегают по комнате.
Она чуть покачивается, как от головокружения.
– Мама, с папой все хорошо. Он не маленький, и с ним другие музыканты.
Пытаюсь успокоить маму и приобнимаю за плечи.
– Можешь мне поиграть? Меня это успокаивает.
Снимаю кофту и вешаю на спинку кровати.
– Какую мелодию тебе сыграть?
– Моего любимого Баха, прелюдию номер один в до мажор. Почему-то твои пьесы собственного сочинения напоминают мне это произведение в начале.
Вздыхаю и присаживаюсь за инструмент. Поскорей бы папа вернулся. Мама перестанет быть одна и искать общество в моем лице так часто, как это делает сейчас.
Мама с благоговением слушает Баха, закрыв глаза. К счастью, она не смотрит на мои руки, как это бывало раньше. Все-таки учительский дух в ней постепенно гаснет. Уверена, мама может и сама сыграть Иогана Себастьяна и Вольфганга Амадея, но из-за аутофобии – боязни одиночества – ей необходимо, чтобы рядом был кто-то живой и близкий, кому она доверяет. И с каждым годом эта потребность всё сильнее.
Убираю руки с клавиш и закрываю инструмент. Мама не спеша открывает глаза.