– успел подумать Мальстен. Однако не было времени выяснять. Кхалагари устроили засаду, чтобы убить его и, что еще страшнее, убить Аэлин. По воле Бэстифара или нет – они были опасны, а Мальстен не понаслышке знал, что эти солдаты не отступают никогда.
Сюда явились далеко не все кхалагари. Всего двадцать человек – Отар Парс знал их расположение точно, и связать их нитями – пусть и не без труда – получилось за несколько ударов сердец.
Одной из марионеток стала Аэлин, хотя она и не знала об этом. Мальстену нужно было удержаться за кого-то, чтобы расплата не настигла его раньше срока. Аэлин бы не одобрила этого, но выбора не было. Времени на получение разрешения тоже.
Кхалагари Парса перерезали себе горло, и Мальстен уловил последние мысли командира. Он невольно изумился его самоотверженности и успел прочувствовать часть его истории.
Я не смею жалеть ни о чем…
Пыльная улица… грязные босые ноги… украденный кусок черствого хлеба в руках мальчика, которому не больше семи…
Я не смею жалеть ни о чем…
Дружественно протянутая рука советника… царский лекарь… боевая школа…
Будешь стараться – станешь командиром, Отар. Так сказал ему царь.
Я не смею жалеть ни о чем…
Мальстен почувствовал, какой досадой и опасливостью были пронизаны мысли Парса по отношению к нему. Воспоминания – столь яркие, что застелили собою все – хлынули в разум кукловода, отнимавшего жизнь у командира малагорских кхалагари, и он едва не задохнулся от сдавившей горло чужой боли и благоговейной преданности. И ведь, умирая, Парс чувствовал, что исполнил свой долг.
Мне жаль, – успел подумать Мальстен, не понимая, чувствует он чужую горечь или собственную. – Я не хотел, чтобы все так закончилось. Я не желал тебе смерти. Мне жаль…
Мальстен всеми силами заставил себя отсечь чувства. Дыхание участилось, на лбу выступил пот. Он вновь ощутил себя собой, втянув невидимые человеческому глазу черные нити в ладонь. Правая рука продолжала придерживать рану внизу живота. Жизненно важные внутренние органы, судя по всему, не были задеты, но рана была глубокой и болезненной. Когда придет расплата, первым делом она вгрызется именно в нее, и Мальстен, как мог, отгонял мысли о боли, во много крат сильнее боли обычных данталли, никогда не испытывавших на себе вмешательство аркалов.
– Мальстен! – вновь обратилась Аэлин.