Шанс обязательно будет.
Прошла неделя. Я начал понемногу приходить в себя. Раны зажили, но душа всё ещё болела. Каждое утро я садился у двери сарая, подставляя лицо солнцу, будто ловил тепло с родины. И вот в одно такое утро, как только день начал разгонять утреннюю прохладу, он снова явился.
Господин. Хатамото Кентаро.
Он вошёл уверенной походкой, как хозяин в стойло к лошади. За ним следовал тот же стражник, что всегда дежурил у двери. Кентаро сразу начал жестикулировать, говорить на своём языке, будто я должен всё понять с полуслова.
Я смотрел на него, как на фокусника, пытаясь выловить хоть какую-то логику в его словах.
Он махнул рукой в сторону и громко крикнул:
– Кикоэру ка?!
Стражник моментально откликнулся, наклонив голову:
– Хай!
Кентаро снова что-то сказал ему, коротко, как приказ. Стражник быстро подошёл ко мне, схватил за локоть и стал поднимать на ноги. Я встал, хотя и не понимал, что происходит.
Он указал на себя и произнёс чётко, стараясь, чтобы я услышал:
– Ваташи ва Хатамото Кентаро десу.
Затем показал на меня и, чуть замедлив речь, спросил:
– Аната но намаэ ва нан дес ка?
Он повторил всё то же самое ещё раз – на себя, на меня, снова слова, снова жесты. Наконец, до меня дошло. Он спрашивал моё имя.
Я ткнул пальцем в грудь и сказал:
– Алексей.
Потом показал на него, как он делал, и повторил:
– Хатамото Кентаро.
Он улыбнулся впервые с момента нашей встречи. Как будто что-то в его голове щёлкнуло, и он почувствовал, что контакт установлен.
– А-ле-сей, – проговорил он по-русски с трудом, растягивая гласные. – А…ле…сей.
– Ну хоть не “Алуксай”, – буркнул я себе под нос.
Он кивнул, довольный, и что-то сказал стражнику. Тот тоже заулыбался – по-своему, не глазами, а глазами-на-стороже. И я вдруг понял, что, может быть, впервые здесь я для них стал не просто вещью или диковиной, а человеком с именем.
Мелочь. Но для меня – как глоток воздуха после шторма.
Я всё ещё был их пленник. Всё ещё не знал, где мои люди. Всё ещё не мог вырваться за ворота. Но теперь у меня было имя. Они знали, как меня звать. А значит, я не растворился в их мире бесследно.
И это уже было началом.
Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как меня сюда притащили. Иногда мне кажется – неделя, иногда – целая вечность. Дни текут медленно, как рисовая каша в миске, что дают мне по утрам. Всё одинаково, однообразно, и от этого становится только тяжелее. Но я понял одно: чтобы выжить, мне нужно понимать, что происходит вокруг. А значит – учить их язык.