Звонок разрывался, будто точно знал, что его слышат. Какого черта? Сколько времени? Мне сегодня на сутки? Я опоздал? Сергей медленно сел, опустив ноги на пол. Пушистая игрушка Цезаря запищала под пяткой. Свет бил в глаза, в голове медленно рассеивался туман. Что за бестактная настойчивость? Кто это может быть?
За дверью оказался толстый неприятный тип с гладкой лоснящейся лысиной. Он суетливыми глазками прощупал Сергея сверху вниз и сказал:
– Здравствуйте. Я могу увидеть Розу Викентьевну?
– Нет, не можете. Она умерла. А что вы хотели? – спросил Сергей.
Повисла растерянная пауза. Толстый прижал к себе потертый портфель, облизнул пухлые губки и поинтересовался:
– А вы? Вы кем ей приходитесь?
– Я ее сын. А что, собственно, произошло? – стал раздражаться Изотов.
– Если вы не возражаете, я бы хотел с вами переговорить… Вы разрешите пройти? – не сдавался толстый.
Сергей пригласил гостя в комнату и только сейчас понял, что он в одних трусах, а в квартире царит беспорядок и гостю некуда даже присесть. Изотов быстро сгреб в охапку разбросанную одежду, подушки, плед, все что смог унести и хоть как-то освободить пространство.
– Извините, я после ночного дежурства, не ждал никого, – смутился он, – располагайтесь.
Когда Сергей вернулся, толстый сидел на краю стула, обнимал портфель и внимательно разглядывал корешки книг на полках. Несуразный, будто собранный из несочетаемых деталей. Помятый костюм был ему тесноват, пиджак застегнут на все пуговицы и оттопыривался в складках на животе. Брюки явно коротковаты и, возможно, даже не от этого костюма. Все свое напряжение гость перенес на старый облезлый портфель.
Незнакомец водрузил на нос тяжелые очки в роговой оправе, слишком старомодные для его возраста, и начал:
– Меня зовут Леонид Маркович. Я работаю в Музее этнографии. Роза Викентьевна сотрудничала с нами, мы ей многим обязаны… Как жаль… мои соболезнования…
Сергей знал, что мама передавала музею какие-то привезенные из экспедиций артефакты, национальную одежду, украшения, проводила лекции. Он даже помнил директора музея, приходившего на похороны, молчаливого, интеллигентного, в строгом костюме высокого мужчину.
Но этот толстый, с капельками пота на блестящем лбу, звучал совсем неубедительно. Изотов молчал и ждал. Он стоял, оперевшись спиной на косяк двери, сложив руки на груди, и наблюдал.