– Чем человек ярче и сильнее ментально, тем труднее отличить реальность от воображаемого. Но есть особенности, – заметил Мак. – Нельзя, например, ничего забрать из интрума и унести с собой. Ведь этого предмета не существует в реальности. И, как я уже говорил, интрал не может сымитировать или обмануть. Твой Степаныч наверняка болеет астмой и в реальной жизни.
Изотов замолчал и задумчиво посмотрел в темноту за окном. Парень во дворе встал и ушел. Качели еще скрипели и разговаривали с качающимся на ветру фонарем.
Изотову в ней нравилось все. И ее имя − Ира − мирное и редкое. В его окружении никого так не называли. И то, что она из загадочного Тургадана, куда тянуло, и о котором так много рассказывал Мак. И от этого Сергею казалось, что именно там и есть нечто, чего он еще не знает, и потому только там живут такие девушки, как Ира. Ему нравилась ее наивность и откровенность, обрывочная, оставляющая тайну. Ему нравились ее смеющиеся глаза, зеленые, как оказалось. Он где-то читал, что этот редкий цвет глаз встречается только у двух процентов населения Земли, преимущественно на севере. И от этого далекий Тургодан становился еще более уникальным и привлекательным.
Ему нравился изгиб ее спины под тонкой кружевной сорочкой на фото, которое Сергей уговорил ее сделать. И она милостиво согласилась, не пуская в кадр лукавый взгляд и хитрую улыбку. Но Изотов догадывался, что она смеется. Вечером, когда он желал ей спокойной ночи, Ира просила фото его рук, перекрещенных на груди. Она считала это эротичным. И Сергей знал, что таких девушек больше не существует.
Она могла весь день шутить, а вечером загрустить. То она мечтала о встрече с ним, то говорила, что они слишком разные. Утром она любила свой Тургодан, а вечером хотела уехать. Сергей всегда видел ее настроение. По резкой перемене темы, по обрывистости фраз, по непоставленной точке. Он чувствовал в ней нервозность, неустроенность. Но Ирина никогда не углублялась в свою жизнь.
«Ты спрашиваешь: какой Тургадан, не тоскливо ли нам здесь в полярные ночи, какие здесь люди? – писала Ира. – А я в который раз прихожу к мысли, что есть все-таки разница между людьми, которые выросли, глядя в окно на заводские трубы, и теми, кто с детства смотрел на архитектуру Растрелли. Это разница между нами, Сереженька. Поймешь ли ты Тургадан, понравится ли он тебе? Поймешь ли меня?