Тетя принесла кофе, и дядя снова раскрыл альбом на странице с фотографией, над которой они долго смеялись. Эту я видела раньше. На ней была изображена я, лет, наверное, семи, с огромным пасхальным яйцом в гнезде из разноцветных перьев. Я улыбалась, демонстрируя зубы, хоть одного из резцов и не хватало. На мне была любимейшая футболка из центра НАСА в Хьюстоне, которую отец с Кларой привезли мне из поездки. Футболка была предметом зависти моих одноклассников. На ней были изображены двое астронавтов, парящих в космосе, и логотип НАСА. С нее началась история авантюры, лжи, окончившейся звонком в дом моей матери, где я в то время жила.
Я взяла трубку, и на другом конце провода голос моей классной руководительницы попросил к телефону мою мать. Я чуть не сказала, что она ушла в магазин, но решила не ввязываться в новую ложь. Передав матери трубку, я услышала ее суровый тон. Делая вид, что ни капельки не волнуюсь, я размешивала комки в ColaCao.
Классная руководительница уже несколько раз говорила мне, что хочет поговорить с моей матерью, и даже записала у меня в дневнике: «Я хотела бы побеседовать с вами о деле, касающемся вашей дочери», но, когда днем мать спрашивала, как дела в школе, я пересказывала ей события дня и домашние задания в мельчайших подробностях, чтобы только у нее не возникло необходимости заглянуть ко мне в дневник. Я хотела продлить последние дни счастья, вдоволь упиться собственной популярностью. Я догадывалась о причинах звонка и заранее ощущала злость и печаль, даже не из-за того, что, узнав, что ее дочь лгунья, мать наверняка накажет меня, а из-за всеобщего презрения, которое обрушится на меня, когда одноклассники узнают правду: что мой отец никакой не астронавт, что он не живет в Хьюстоне и не выполняет опаснейших космических полетов, и не из-за них он пропускает все родительские собрания, дни рождения и даже праздник на конец учебного года.
Виноват был рисунок, который нам задали на уроке изо в День отца. Наши творения несколько дней украшали стены второго класса: отцы-медбратья, учителя, таксисты, дрессировщики, электрики. Большинство рисунков были подписаны вариациями на тему «Самому лучшему папе в мире». Я над своим рисунком вместо посвящения написала блестящими серебряными буквами «Хьюстон». Под этой надписью я изобразила мужчину, парящего на фоне черного картона, в белом костюме с надписью «НАСА» на груди. Скафандр был явно маловат моему бедному отцу, шлем сплющил ему голову, и все же в рисунке был виден масштаб, которым мы наделяем все, что идеализируем.