– всегда были поводом посмеяться, пока над такими вещами еще можно было смеяться, пока они не стали частью тончайшей и ядовитой изнанки жизни, называемой политикой. Таким образом, есть два отца: Хайме, отец моей сестры Инес, и Жауме, который потерялся где-то по пути, или отсутствовал, или находился вне зоны действия сети, в общем, пропал.
Мои родители оба родом из Барселоны. В довершение путаницы – мою мать тоже зовут Клара. Она всегда была Кларой, без всяких прозвищ и уменьшительных суффиксов, как и вторая Клара, так что не было никакой возможности различить их по именам. Хронологически первой Кларой была моя мать, а вторая Клара появилась несколько лет спустя – по версии моей матери, отец познакомился с ней еще до моего рождения. Когда мне исполнилось полтора года, отец ушел из дома. До моих восемнадцати все мы жили в Барселоне, а потом я уехала учиться за границу; это было в тот самый год, когда банк, в котором работал мой отец, в конце концов после долгих просьб перевел его в Мадрид, куда Клара всегда хотела вернуться.
– Но, учитывая, что за кошмар тут творится, – продолжала Клара (она часто настаивает на своем, снова и снова приводя одни и те же аргументы, лишь слегка видоизмененные), – будь моя воля, я бы уехала гораздо раньше. Нет, конечно, раньше тут была девочка, но теперь-то… Ох, Хайме, ради бога, не надо больше польворонов[9], куда еще, и девочке – на сей раз она имела в виду Инес – тоже уже хватит. С тех пор как она переехала в Бристоль…
Мой отец поставил перед Инес полное блюдо польворонов.
– Если нельзя, но очень хочется, то можно, – сказал он (он тоже любил присловья и поговорки, как и его младшая дочь).
– Нет, Хайме… Вчера, потом сегодня, так ей и объесться недолго.
Тут в беседу вступила моя сестра и, конечно же, слово в слово повторила реплику моего отца:
– Да блин, мам, если нельзя, но хочется, то можно.
Она раскрошила в ладонях миндальный польворон, и Клара закатила глаза.
В доме моего отца стройность и красота – столпы, на которых зиждется все остальное. Можно быть идиотом, который не прочел в жизни ни одной книги, можно заявить, что предпочитаешь Ортегу Гассету, можно писать «болименее», можно утверждать, что Тадж-Махал находится на окраине Найроби или что декада – это сто лет, – и ничего тебе не будет. Но со стройностью и красотой шутить нельзя. В жизни человеку позволено все, кроме как быть страшным. Или толстым.