В том кафе всё играет блюз,
А в рюмочной ещё наливают.
В этот вечер обнимусь не с тобой,
Постоянно тебя вспоминая.
Не возьму я такси, не поеду домой,
Как бомжара, людей сшибая,
С душой нараспашку, бродить по Москве
Отправлюсь с кем-то, мечтая.
Забреду с ней в безлюдный парк,
Улыбаясь её намёкам.
И утону, как в болоте, в тоске
И привычных своих пороках.
А потом я очнусь на скамейке, замёрзший.
Пройду пару метров, споткнусь, упаду.
Подниматься не стану, тебя вспоминая,
Проснусь я весной.
Ушёл в ночь. Взял «талку», сигареты и, неожиданно, кефир. Думал – погуляю. На третьей лавке понял: я не иду. Я разваливаюсь. На куски. Кефир не помог.
Что ты себе доказываешь? Что ещё можешь быть живым? Ага. Ты – как радио с оторванной антенной: шипишь, но ничего не ловишь.
Позвонила бывшая. Сказала: «Ты когда-нибудь вылезешь из этой ямы?» Смешно. Я – яма.
Говоря откровенно, пьянство тоже труд и, кстати, очень непростой. Пить несколько дней подряд – уже непросто, а неделями вообще невыносимо. Не пить еще хуже. Получается замкнутый круг, в котором главное – уснуть и проснуться дома. По возможности, не забыть, где ты оставил тапки и не растерять последние остатки друзей.
На снегу – шаги. Но не мои.
Я как-то сидел у батареи и слушал, как течёт вода. Не капала – а текла. Сквозь трубы, сквозь стены, сквозь глухоту. Подумал: вот это и есть моя жизнь. Не боль, не страх. А постоянная течь. Без шума. Без повода. Без спроса. Раньше я думал, что всё ещё можно починить. Потом – что можно забыть. Сейчас думаю, что всё уже было, и я просто иду за своим эхом.