– Я знаю, что случилось со Степой, – тихо сказала она, когда все снова оказались вместе.
Ян поднял глаза первым:
– Майя, ты… Ты выяснила?
– У него умерла жена. И ребенок. – Ее голос дрогнул, но она справилась. —Он нашел ее дома, уже без сознания. Врачи не смогли спасти.
Повисла мертвая тишина. Никто не знал, что сказать. Только Клим глубоко выдохнул и прикрыл глаза.
– Майя… – Ян качнул головой. – Черт…
– Мы должны помочь. Он бы для нас не пожалел себя. – Она достала из внутреннего кармана конверт. – Я собираю, кто сколько может. На похороны. Просто поддержать. От всех нас.
В раздевалку как раз вошел Захар. Обвел всех тяжелым взглядом и нахмурился. Майя протянула ему конверт.
– Передай Степе. Без слов. Просто отдай, от всех нас.
Захар не стал спрашивать, как они узнали. Ни к чему это все было. Он лишь молча кивнул, взял конверт, вытащил из кармана еще несколько купюр и добавил сверху. Затем убрал все обратно.
– Я передам.
Больше ничего не нужно было говорить. Потому что команда – это не только те, кто с тобой на вызове. Это те, кто рядом в самую черную ночь.
Холодный весенний ветер разгуливал по кладбищу, словно издевался, разнося запах сырой земли и влажного гравия. Небо заволокли низкие серые тучи, как будто сама природа скорбела вместе с теми, кто пришел на похороны. На краю свежевырытой могилы стояли два гроба: Захар украдкой взглянул на друга, который не отрывал глаз от деревянных крышек.
Степан стоял, будто закопанный по колено в сырой земле. Тело слушалось, но он не чувствовал его. Пальцы озябли, но он не шевелился. Ветер дул в лицо, но никак не мог охладить то, что клокотало внутри. Перед ним земля. Свежевырытая. И два гроба. Один совсем крошечный, словно коробочка для чего-то очень ценного, другой – чуть больше.
В них все, что он не успел. Все, что упустил. Все, что не спас.
Он расслышал голос. Женский. Знакомый. Но будто из-под воды:
– Ты разрушил все! – выкрикнула мать Елены. Голос был истеричным, разрывающим тишину, как острое лезвие. – Все, до последнего! Почему ты не спас ее? Почему?!
Каждое слово огненными иглами вонзалось в грудную клетку. Степан не мог вдохнуть. Горло сдавило. Но лицо оставалось застывшим. Ничего. Ни морщины. Ни дрожи.
– Ты убил их обоих! Ты… ты вообще понимаешь, что ты сделал?! – крик срывался на вой. – Ты никогда не любил ее! Никогда! Вот чем все закончилось!