Дядя Гриша сумел выдавить из себя слова только благодаря Алексею. Тот взял всю инициативу на себя и, подготавливая стол к обсуждению, заговаривал старика, как мог. Виктор сперва вяло вставлял свои пять копеек, но постепенно расшевелился. На смену шоку пришло осознание, что горе было не у него одного, и дядя Гриша нуждался в поддержке как никогда. После пары рюмок коньяка (“Хороший, не то, что у Витьки-то!”) старик немного расслабился и пустился в ностальгию по прошлому. Алексей, казалось, полностью был поглощен историями дяди Гриши, был внимателен и задавал уточняющие вопросы.
Виктор рассеянно слушал в очередной раз рассказ про то, как их с тетей Полиной дочь Надя поступила сама на бюджет в городской институт управления, как закончила вуз лишь с парой четверок и как стала работать в уважаемой компании. Тут взгляд старика немного потускнел, и он с грустью заметил, что в последние годы их девочка стала крайне редко звонить, не говоря уже о том, чтобы приехать в гости в деревню. Пока Алексей предлагал дяде Грише самому проявить инициативу и предложить дочери встретиться у нее, Виктор, понемногу отпивая чай, озирал комнату. Что-то явно поменялось в интерьере с момента прошлого посещения. Виктора осенило. На стене появилась старая черно-белая фотография в рамке, где были запечатлены сидящая на стуле красивая женщина неопределенного возраста и высокий молодой человек лет двадцати-двадцати пяти в военном мундире. У женщины были крупные голубые глаза и пышные светлые волосы. Молодой человек стоял рядом с ней, положив руку на плечо, с гордо выпрямленной спиной и вздернутым подбородком. Обоих объединял холодный и пронзительный взгляд, от которого даже через фотографию волосы на загривке начинали шевелиться.
Виктор нервно отвернулся и встретился глазами с Алексеем, который наблюдал за ним с интересом. Молодой человек словно снова увидел человека с фото, только повзрослевшего и возмужавшего. Сомнений в том, что на фото Алексей со своей матерью, практически не возникало. Мужчина еще немного посверлил Виктора глазами, после чего вернулся к беседе с уже изрядно подвыпившим дядей Гришей.
Алексей вызвался проводить домой обоих, когда стало ясно, что Григорию Ивановичу пора на боковую. Старик поначалу храбрился и заявлял, что сам в состоянии дойти, но встав из-за стола и едва не упав на ровном месте, быстро сдался, чему Виктор только обрадовался. В конце концов, вести пьяного старика, будучи в коляске, представлялось невозможным. Дядя Гриша не без сторонней помощи влез в свой бушлат и с Алексеем на подхвате побрел в сторону одинокого дома с включенным светом. Виктор самостоятельно накинул куртку и выкатил кресло на улицу. Всю дорогу до дома дядя Гриша бормотал какую-то белиберду, благодарил Алексея и Виктора за все и извинялся за свое поведение, благо путь был недолгим. Тетя Полина открыла дверь в явно недобром расположении духа с кулаками, упертыми в бока. На едва стоявшего на ногах дядю Гришу посыпались обвинения и причитания: