– Ты помнишь, что не последовала моему приказу? – его голос стал ледяным, словно режущим по коже.
Я слабо киваю.
– И что я обещал, если ты меня ослушаешься?
– Наказание… – шёпотом отвечаю я, не открывая глаз.
Он довольно кивает, издавая мерзкий звук, от которого передёргивает.
– Да… я тебя накажу, – усмехается он, отворачиваясь.
Схватив Керасима за шкирку, он волоком тащит его из комнаты. Я бросаюсь следом.
– Домиано, оставь его, прошу тебя! Пожалуйста! – умоляю я, почти рыдая. Долорес следует за мной, в панике, шепчет, чтобы я замолчала, что от моих слов только хуже будет.
Но я не могла. Я не имела права молчать.
Домиано вышвыривает Керасима за дверь, на залитую дождём лестницу. Ливень идёт стеной, холодный, пронизывающий до костей.
– Он будет спать сегодня там, – равнодушно бросает он, даже не взглянув на меня.
Я смотрю на него, и моё сердце сжимается от ненависти.
– Ты не посмеешь… – прошипела я, делая шаг вперёд.
– И что же ты сделаешь, принцесса? – хмыкнул он, опуская взгляд сверху вниз.
– Я пойду за ним. А ты останешься таким же жалким монстром. Никто не полюбит тебя. Ты всегда будешь одиноким, никому не нужным мужчиной, которого боятся все, но никто – никогда – не полюбит… – разочарованно произнесла я, чувствуя, как голос срывается, но не от страха – от отвращения.
Развернулась и шагнула в ливень. Прохладные капли мгновенно пропитали юбку и кофту, липли к телу. Шаль промокла, казалось, стала прозрачной, но мне было всё равно. Холод сковывал руки и шею, вода струилась по лицу. Лужи хлюпали под ногами.
Я добежала до Керасима, обняла его, пытаясь хоть как-то укрыть от дождя. Его лицо было в крови и воде, волосы прилипли ко лбу.
Я вжалась в него, шепча что-то успокаивающее, а сама думала о том, как могла так ошибиться в человеке.
Я правда считала, что у Домиано есть сердце… Хоть что-то живое. Но сейчас я поняла: у него вместо сердца – пустота. Пустота и жажда власти.
Ненавижу тебя, Домиано Риччи. Всем сердцем ненавижу.
Ночь казалась бесконечной, промозглой и беспощадной. Каждый час тянулся, как вечность. Одеяние противно липло к телу, а ноги утопали в грязной, промокшей земле. Домиано, словно палач, захлопнул дверь и приказал Долорес идти спать. Мои отчаянные стуки, мольбы об открытой двери – всё тщетно. Я металась по периметру, надеясь вырваться на свободу вместе с Керасимом, но тщетно. В трёхстах метрах от особняка, словно каменные изваяния, стояли огромные амбалы. Они окружали дом плотным кольцом, бдительно охраняя его. Керасим выглядел измученным и замерзшим, когда мы прятались от дождя в покосившейся беседке. Он, как маленький ребенок, прижался ко мне, положив голову на плечо. Я старалась согреть его своим теплом. Он ещё не стал мужчиной, а я понимала, что детская травма, вероятно, оставила в его душе неизгладимый след. Поэтому я старалась быть с ним нежной и понимающей. Домиано поступил жестоко, бросив нас на улице, словно бездомных щенков. В сердце закралась боль. Я верила, что даже у самых отъявленных злодеев есть хоть капля человечности, но Домиано, казалось, был исключением. С первыми лучами рассвета мои глаза слиплись. Я ощущала, как тело горит в огне, как мне плохо. Чувствовала всё, но не могла открыть глаза. Сквозь пелену забытья слышала голос Керасима, полный тревоги, крики Долорес и взволнованный голос Адриано, вызывающего врача. А потом – лишь чёрная бездна.