– Никак влюбился? – удивился Петрович.
– Здесь только одна достойная девушка. Но не буду же я её отбивать у друга?
Петрович знал только одну достойную девушку в их деревне, но уточнять не стал. Лев с такой горечью сказал это, что Петрович удержался от комментариев. Петрович умный мужик, хоть и прикидывается этаким простачком. Вёл себя Лев по отношению к Кире нейтрально, пошлых намёков не делал. Вскоре Герман стал приглашать Киру на свои вечеринки. Он всё больше влюблялся и всё больше боялся, что не нравится Кире. Влюблённый человек всегда придумывает себе страхи, а потом сам борется с ними. Заведомо проигранный бой. Герман считал, что для двадцати пятилетней девушки он стар. Восемь лет разницы – существенный разрыв. Кира не отталкивала Германа, они часто проводили вместе вечера на его летней кухне, потом он провожал девушку до калитки в их общем заборе и шутливо целовал руку. Потом ругал себя старым ослом и звонил Льву, чтобы потрепаться ни о чём и утихомирить разыгравшееся воображение. Лев всегда был готов поболтать, иногда звал к себе Германа на рюмочку чая, но о Кире они не говорили.
Герман открыл и тут же закрыл глаза, нещадно болела голова. Ему казалось, что она сейчас разорвётся и его мозгами забрызгает всю спальню. В горле пересохло. Он совершенно не помнил, как оказался в постели. Это они, конечно, хорошо вчера посидели. Герман пошарил рукой по тумбочке и наткнулся на холодную жестяную банку. Пиво! Он всегда оставлял на тумбочке пиво после попоек. По таким утрам идти в гостиную не было сил. А баночка пива – живительная влага с похмелья, оживляет организм и возвращает память. Герман сел в кровати и снова открыл глаза. Серый рассвет еле брезжил за окном. Зимой всегда поздно светает. Уличный фонарь отбрасывал на дорогу свет, который растекался жёлтым пятном. Снег блестел и переливался под фонарём разноцветными огнями.
«Часов девять, – подумал Герман и открыл пиво. – С чего так болит голова? Я вроде бы не много выпил».
Банка с шипением и громким щелчком открылась. Герман жадно приник к ней. Герман чувствовал себя так, словно неделю блуждал по пустыне без единого глотка воды. Пиво громко прорывалось сквозь сухое, шершавое горло внутрь. Прохлада напитка воскрешала, с каждым глотком в тело Германа вливалась жизнь.