Рядом – тяжелый дубовый стол, на котором тарелка с хлебом, сахарница и глиняный кувшин с молоком – то парным, то кислым. Противны оба варианта, но выбора нет. Это мой завтрак. Вечером в качестве десерта добавляется вареная картошка и огурцы с грядки. Другой еды я не помню.
…Всего у моей бабушки Олимпиады, а во крещении Агриппины, было восемь сестер. В 1905 году мой прадед, чистый еврей, владелец бакалеи на Невском, спасаясь от беспорядков, посадил весь свой выводок и жену Сару, беременную моей бабушкой, на подводу и вывез из Питера в Курскую губернию.
По дороге «потерял» метрики, в Архангельском с божьей помощью крестился и стал «барышником» Фёдором – безземельным крестьянином, который ездил с ярмарки на ярмарку, перепродавая всякую мелочевку.
Всех дочерей выдал замуж исключительно за русских пролетариев, снабдив немалым приданым золотом.
Благополучно пережил революцию, раскулачен по безземелию не был, тихо там же и помер вслед за женой.
Бабушка моя по местному обычаю сначала была нянькой у племянников, жила у всех сестер поочередно, а потом ее выдали замуж за двухметрового столяра-краснодеревщика Ивана Ивановича Анненкова, которому она стала второй женой. Первая, любимая Наташенька, умерла родами.
С мужем, который был суров, неулыбчив, но очень добр и рукаст, она навсегда переехала в Воронеж, где родила четырёх детей, но трое умерли по недосмотру и военному времени. Осталась одна только дочка Тоня, которая потом родила меня…
…Баба Люба приветливым характером не отличалась. Я много раз пыталась вспомнить о ней хоть что-то, но кроме серной суконной юбки и картофельных очистков, падающих на пол длинной спиралью, но не смогла. Ничего не осталось в памяти, просто ничего.
Бабушки мной не занимались совершенно, и это было нормой как для того поколения, так и для той сельской местности. Городской ребенок, избалованный маминым вниманием, оказался один на один с несколькими проблемами.
Первой были гуси.
Их было множество, и они были агрессивны, как собаки. Мне они казались фантастическими чудовищами – уже хотя бы потому, что были с меня ростом, а местами шире.
Первое время я убегала от них стремительно и пряталась в самых неподходящих местах. Например, в уличном сортире, который был пострашней гусей, если заглянуть в дырку.
Второй проблемой были так называемые «сАжалки» – квадратные ямы на огороде, из которых сначала добывали торф для печки, а потом они сами собой заполнялись водой на полив, выполняя таких образом функцию ирригации. У сажалок были мягкие отвесные стенки, обросшие травой, но такая теплая и чистая вода, что в ней хотелось играть и возиться. Когда я туда свалилась в первый раз, я просто некоторое время висела, держась за траву, и наслаждалась.