Явление Героя из Пыли Веков - страница 20

Шрифт
Интервал


– Да, – с новой силой убеждения повторил Богдан. – Соратник! И не просто так, с бору по сосенке, а личность… личность духовно одаренная! Просветленная! Чтобы вибрации мои героические улавливал на лету и сам стремился к высоким идеалам! И где ж такого найти-то, самородка этакого? Не иначе, как Судьба-злодейка (или, наоборот, благодетельница) мне его на блюдечке с голубой каемочкой поднесет! Уж коли она мне «врагов» таких знатных подсовывает, так и на соратника не поскупится!

С этими жизнеутверждающими мыслями, подкрепленными остатками луковицы и чувством выполненного долга (хоть и слегка отдающего дегтем), Богдан решил, что пора двигаться дальше. Вперед, навстречу новым подвигам и, что самое главное, навстречу тому единственному, кто сможет по достоинству оценить и запечатлеть их для вечности! А то, что этот «единственный» может оказаться не совсем таким, каким он его себе представлял… ну, это уже детали, о которых истинные герои предпочитают не задумываться. По крайней мере, до первой совместной ночевки в стогу сена.

Часть 2: Судьбоносная (или случайная) встреча в кабаке.

Поиски «просветленного духом» соратника привели Богдана, как это часто бывает с ищущими натурами, не в храм мудрости и не в обитель отшельников, а в самое что ни на есть средоточие земных соблазнов и сомнительных знакомств – в придорожную корчму «Три пескаря и одна вобла» (название, видимо, отражало весь небогатый ассортимент закусок). Заведение сие, больше напоминавшее сарай, в котором забыли вывести мышей и проветрить после гулянки лесорубов, источало такой букет ароматов, что даже закаленный в боях с Бурушкой-Косматкой Богдан на мгновение засомневался, а не тут ли гнездится то самое «вековечное зло», с которым ему предстояло сражаться. Запахи кислой браги, дешевого табачного дыма, нестираных портянок и чего-то неопределенно-жареного (возможно, тех самых трех пескарей недельной давности) смешивались в густой, почти осязаемый смрад.

Внутри, в полумраке, едва разгоняемом чадящей лучиной, за липкими столами сидела разношерстная публика: пара хмурых мужиков с красными от сивухи носами, какой-то проезжий торговец в потрепанном армяке, с подозрением косящийся на свой узел, да несколько личностей, чей род занятий определить было затруднительно, но он явно не был связан с честным трудом. Гул стоял такой, что слова приходилось не произносить, а выкрикивать, перебивая пьяный хохот, бряцание кружек и отчаянный кашель кого-то в углу.