Часть 3: Анекдот-отступление.
Тут, уважаемый читатель, ваш покорный слуга, скрепя пером и сердцем (ибо кто я такой, чтобы судить порывы души, даже столь причудливо направленные?), должен сделать небольшое отступление. Ведь не Богданом единым, так сказать, полнится земля наша персонажами, готовыми истолковать чих комара как глас архангела Гавриила, а урчание в собственном животе – как рокот пробуждающихся титанов. История знает немало подобных примеров, да и в каждом селе найдется свой чудак, у которого знамения сыплются, как горох из дырявого мешка. И не всегда, ох, не всегда эти знамения ведут к золотым горам или спасению отечества. Чаще – к конфузу или, в лучшем случае, к новой байке для вечерних посиделок.
Взять, к примеру, историю о мужике Прошке из соседнего уезда, которую мне довелось как-то услышать от одного бродячего скомороха, мастера не столько на балалайке играть, сколько языком чесать да байки травить. Жил-был, значит, этот самый Прошка, мужик хозяйственный, но с ленцой и верой в легкую наживу. И вот, приснился ему однажды сон: будто его любимая хрюшка Машка, свинья умная и, по мнению Прошки, явно не от мира сего (уж больно хитро она на него порой косилась), подходит к старому дубу у околицы, роет рылом землю, а там – сундук с золотом, аж светится!
Прошка, понятное дело, со сна как ошпаренный вскочил. Ни свет ни заря погнал он свою Машку к тому самому дубу. А Машка, то ли сон хозяйский подслушала (ибо, как мы помним, была свиньей не промах), то ли просто место прикормленное знала, действительно подошла к дубу и ну рылом землю ворошить! Да так усердно, будто и впрямь клад чует! У Прошки аж дух захватило. Схватил он лопату, что предусмотрительно с собой прихватил, и давай копать. Копал час, копал два, семь потов с него сошло. Машка рядом стоит, похрюкивает одобрительно, мол, давай-давай, хозяин, не ленись, золото само в руки не прыгнет!
И вот, наконец, лопата ударилась о что-то твердое. Прошка аж затрясся от предвкушения. Разгреб землю руками… и вытащил… горшок. Старый, чугунный, тяжелый. "Оно!" – выдохнул Прошка, предвкушая звон монет. Открыл крышку, а там… прошлогодние щи, густые, наваристые, с плавающим куском сала. Оказалось, его домовитая жена Акулина, зная Прошкину слабость к ночным походам на кухню, спрятала остатки щей от него же самого, чтобы утром было чем благоверного попотчевать. Закопала под дубом, ибо погреб был забит соленьями, а Машка, будучи свиньей прожорливой, это место, видать, и приметила.