– Да, месье комиссар.
– Молодец, что не стали врать. Соврали бы – и месяца бы у меня не прослужили. Свободны. Жамбен! Кто там рядом – позовите Жамбена ко мне, у меня для него новенький!..
* * *
…Ублюдки! Сволочи! Enculés![1] Fils de pute![2] Господи, если ты есть, почему ты их не наказал? Почему ты позволил им вышвырнуть меня? Почему?!
«По итогам внутреннего расследования инспектор первой следственной бригады префектуры Парижа Бинт Анри Жан Мари признается виновным в недопустимой грубости в отношении задержанного и увольняется со службы без выходного пособия и пенсиона…»
Всё! Это – волчий билет. Глухой засов на дверях столичной полиции. Да и не столичной тоже. Merde! Три года трудов псу под хвост! Тысяча с лишним дней с ночевками в прокуренных комнатах бригады, погонями за скользкими и мерзкими типами, драками на ночных улицах и бесконечными отчетами о проделанной работе. Несколько ножевых шрамов. Пуля, пробившая шляпу на два пальца выше макушки. Море дешевого вина, выпитого на бегу в случайных кабачках и лавчонках. А что в награду? Пинок под зад!
Как они могли так поступить со мной? И главное, за что? Я же всего раз двинул ему в брюхо – а он и скопытился. Кто же знал, что у него брюхо слабое?! Мишеля-то он вырубил с одного удара! Да так, что сломал ему пару ребер – бедняга до сих пор нормально дышать не может…
* * *
– Я тебя спрашиваю, connard[3], с кем ты брал лавку Пернеля? Кто был с тобой? Ну?!
– Да пошел ты! Один я там был, понял? Один! И ты теперь один, правда, петушок?
Ах петушок, значит! Тебе, придурок, уже и привычной «курицы»[4] мало? Чего погрубее хочется? Будет сейчас тебе погрубее!
– Значит, один, да? Je vais te niquer ta gueule![5] А ну встал!
– Да иди ты… Ох!
Насчет рожи я ему соврал. Вместо этого бью со всего размаху правой в брюхо. Понравилось?! А если я тебе сейчас с левой добавлю? Если я тебе, засранец, сейчас еще с ноги вломлю, как ты Мишелю? А ну…
– Бинт! Прекратите немедленно!
Черт! Принесло же его именно сейчас… Почему этот стукач вечно появляется так некстати?
– Чего тебе, Марсель?
Я его ненавижу. Все его ненавидят. Даже начальство. А он его обожает – и потому лижет задницу и доносит на всех без разбора. Все равно ведь его ненавидят.
– Извольте обращаться ко мне по званию!
Пищит, мокрица. Ничего-ничего, я умею с тобой разговаривать.