Марии показалось, что она не выдержит, до чего ей было невыносимо больно. До ужаса плохо. Она видела перед собой возлюбленного, по которому тосковала долгие месяцы, кого оплакивала, она готова была попрощаться с жизнью ради него. И вот он стоит перед ней, а она даже не может его обнять. Потому что он оказался чужим, он не ее. Наверно это самое страшное чувство.
Да Джек был прав. Все было правдой, все до единого. Она слушала рассказ с уст Спартака самого, не веря ушам, но понимала – это не бред. Это правда.
Её хотел убить друг семьи. Дядя Лёша. Тот самый, кто приносил ей подарки, поздравлял с днём рождения, смотрел в глаза и улыбался, будто не держал за спиной нож. Он же – Петро, криминальный авторитет, монстр в обёртке заботливого старого друга. В его больном мозгу зародился гениальный план, по которому Мария должна была влюбиться, выйти замуж и погибнуть. А потом – богатый вдовец, которого дядя Лёша тоже нашел чем шантажировать, безропотно отдал бы ему всё.
И Спартак… Спартак стал этим человеком.
А Мария, ничего не подозревая, влюбилась. В его мужественность, в его характер, в этот стальной стержень. Влюбилась искренне. Прыгнула в чувства с головой. А потом – за борт яхты у берегов Тиви. Чуть ли не превратившись в лакомство для акулы. Петро просчитывал свой план, Спартак – свой.
Для всех – Мария погибла, случайная и страшная трагедия. Тогда как на самом деле, по договоренности она была спрятана на маленьком островке Джека. Для дяди Лёши – Спартак стал убийцей. Вдовцом. Осталось лишь дождаться официального подтверждения смерти и… можно разливать шампанское!
А на деле? На деле он оставался мужем другой женщины. С детьми. С жизнью, где не было места для Марии. Его роль – ужасная. Маска на маску. Но он принял её. Не ради денег. Не ради выгоды.
А чтобы вытащить её из петли.
Он спас её.
Жестоко. Разбив сердце. Без шанса. Но спас.
Когда он ушел, Марии хотелось выпрыгнуть из окна, настолько невыносимо было ее состояние. Просто дикий ужас. Она даже не знала, что теперь испытывать к этому человеку. Оба чувства любовь и ненависть отныне были неуместны.
Когда она наконец, отошла от шока, то обнаружила себя дома. Вернее, у Джека в квартире. Ей хотелось поныть, пореветь, покричать, но не было такой возможности. И она держалась из последних сил, как могла.