Елена отложила записку и потерла виски. Голова начинала болеть от попыток вспомнить хоть что-нибудь о загадочном дяде Михаиле. Отец умер, когда ей было семнадцать, и о своих родственниках рассказывал мало. Мать знала только ближайших – двух сестер отца и их детей. Ни о каком Михаиле Сергеевиче речи не шло.
Она достала телефон и набрала номер матери.
– Мам, это я. Скажи, ты когда-нибудь слышала о дяде Михаиле? Михаиле Сергеевиче Крылове?
– Лена? – голос матери звучал сонно. – Сейчас же рабочий день, что случилось?
– Мне пришло письмо о наследстве. От дяди Михаила. Ты его знала?
Пауза затянулась так долго, что Елена подумала – связь прервалась.
– Мам? Ты меня слышишь?
– Слышу, – голос матери стал осторожным. – Леночка, ты уверена, что это не мошенники? Сейчас много таких писем рассылают.
– Мам, я спрашиваю не про мошенников. Ты знала дядю Михаила или нет?
Еще одна пауза.
– Твой отец… он иногда упоминал какого-то двоюродного брата. Или дядю. Точно не помню. Сказал, что тот стал врачом и уехал далеко. Больше ничего не рассказывал. А что в письме?
Елена пересказала содержание уведомления и записки. Мать слушала молча, лишь изредка вставляя «ага» и «понятно».
– Знаешь что, Лена, – сказала она наконец, – поезжай к этому нотариусу. Проверь все документы. Если наследство настоящее – почему бы и нет? Тебе сейчас смена обстановки не помешает.
После разговора с матерью Елена еще раз внимательно перечитала письмо. Город Ясная Поляна находился в трех часах езды на машине – не так далеко, чтобы нельзя было съездить в выходные. Нотариус Дубов Семен Павлович принимал по будням с девяти до шести.
Она взглянула на календарь. Четверг. Завтра можно взять отгул и поехать разбираться.
Елена убрала письма в конверт и положила на холодильник. Остаток дня прошел как в тумане – она пыталась работать, но мысли постоянно возвращались к загадочному наследству. К дому, в котором «много комнат», и к тому, что она могла там «потерять».
Что она вообще теряла за свою жизнь? Детские игрушки? Школьных друзей? Мечты о карьере художницы, от которых отказалась ради стабильности? Или что-то более важное?
Вечером, лежа в постели и глядя в потолок, Елена думала о записке дяди. «Каждая дверь – это выбор. А некоторые выборы нельзя отменить». Что он имел в виду? И почему у неё от этих слов становилось тревожно?