Олег засмеялся.
– Кого другого за такие слова выпорол бы уже. А ты в своем амплуа, старик.
– Мы по-хранцузски не бельмеса, сам знаешь, – ответил Парамон, – надо ль чаво – говори прямо.
– Ты тут в округе всех знаешь, не припомнишь, есть ли у кого парнишка от роду годов пятнадцати? Стриженный под горшок. Одет в красную рубаху и темные шаровары на пример казачьих, без лампасов. Обут в обрезанные французские ботфорты. И жилетка на нем еще кожаная.
Плотник внимательно выслушал барина и, почесав редкую седую бородку, многозначительно покрутил глазами, прикидывая что-то на ум.
– По округе не видал такого, – задумался Парамон, – а вот седьмого дня в Рязани на новом торговище, что на Хлебной площади, кажись, видал такого паренька. Да, точно видал! Он еще на Герасима налетел да книжицы разбросал. Герасим ему с бечевкой подсобил. Меня еще диво взяло, чаво этот неотесанный чурбан с книгами делать вознамерился, – засмеялся Парамон, – никак прибрал чужое.
– А ты не спутал, старик? – переспросил Олег.
– Вот те крест! – побожился Парамон, – Герасим не даст соврать.
– А в Рязань почто ездил? – спросил Олег.
– Так за гвоздями, – ответил Парамон, – чем я тебе крыльцо подправлю, старые-то сгнили, а Федот-кузнец занемог.
– Ладно, спасибо тебе.
Олег поднялся по ступеням, и Парамон вслед ему прокашлял.
– Что-то еще припомнил? – обернулся Олег.
– Не серчай, ваше сиятельство, – скривился старик, понимая, что за следующие слова ему может светить барский кнут, – не заглядывался бы ты, барин, на Прасковью. Девка на выданье, сам понимаешь.
– Ты чего, старый дурак, удумал? – удивился Олег.
– Глаза-то у меня еще видят, – ответил Парамон, – а как у соседа вашего Засецкого сынок старшой попортил девку, так та и утопилася с горя. Не надо, ваше сиятельство, – попросил Парамон, – одна она у меня внучка-то осталася.
– Ты с чего это все себе придумал? – спросил Олег.
– Так к себе ее зазывал, ваше сиятельство.
– Ой, ты совсем из ума выжил, старик, – всплеснул руками Олег, – приходи через часок в зал, глядишь, поумнеешь.
Через час Олег позвал к себе нового управляющего Филимона, кучера Герасима, Прасковью и ее деда плотника Парамона.
Олег устроился в большом кресле возле камина и указующим перстом приказал:
– Пиши, Филимон, волю мою!
Филимон быстро занял место и приготовил все необходимое.