– Пиши! «Мы, Его сиятельство граф Олег Владимирович Жуков, в здравом уме и твердой памяти повелеваем! Даровать Герасиму Молчанинову, Прасковье Толмачевой и ее деду Парамону Толмачеву свободу под условием, нисколько для них не стеснительным, принять от меня по наделу земли в пять тысяч квадратных аршин и двадцать рублей и, как прежде, служить мне в срок пяти лет. По истечении срока и во исполнение цели оставить им дарованные земли в вечное пользование с правом наследования. А помимо сказанного дарую двадцать рублей Прасковье Толмачевой на приданое при условии, что Герасим Молчанинов возьмет оную девицу в жены по благословению ее родственника Парамона Толмачева. Во удостоверение чего писана сия отпускная за подписанием моим, с удостоверением герба моего, печати и собственноручной подписью». Написал? Поставь число и год.
Филимон все исполнил, и Олег, поднявшись, достал из кармана сюртука гербовую печать и выполнил ее оттиск на листе написанной бумаги, после чего собственноручно расписался.
Первым после всего сказанного отмер Герасим:
– Это чо, барин?
– Свободны! – махнул рукой Олег.
При этих словах Прасковья, несмотря на свой крутой характер, разомлела, и Олег, заметив это, прикрикнул на Герасима и Парамона:
– Ну ловите девку-то!
Прасковья, не веря своему счастью, хлопнулась в обморок, а ее дед и суженый так и остались стоять как два остолопа, не понимая, что сейчас произошло.
– Не поймали, дурни, – довольно улыбнулся Олег.
Слухи о неслыханной щедрости графа Жукова распространились по окрестным весям с молниеносной скоростью и к концу следующей недели докатились до Рязани, где стали предметом горячих обсуждений в среде поместной аристократии и духовенства.
– Неслыханно! – произнес пожилой старикашка, похожий на сухой пень, обращаясь к окружающим его людям, выходящим из храма.
– Да-с, господа, – согласился с ним поджарый майор лет сорока, поглаживая длинные усы, – последний раз такое безрассудство случалось в окрестностях целых двадцать годов назад, когда помещик Кулюкин из соседнего уезда в пьяном забытье отписал вольную всем своим людишкам.
– Ну да! То дело я помню, – ответил ему седовласый помещик, в дорогом сюртуке, с виду походивший на купца первой гильдии. – Кулюкин-то от горячки помер через месяц, а его наследники решение-то обжаловали. Правда, людишки к тому времени разбежались кто куда. Кои в городе осели, тех словили, а которые и в разбойники подались. Дело громкое было.