Взволнованно-эмоциональное восприятие действительности идет у Брауна рука об руку с пристальным вниманием к реальности, к тому, что сам писатель выразил в формуле: «Надо исходить лишь из того, что видишь своими собственными глазами».
И еще одна особенность отличает романы Брауна. Американская проза XIX в. обычно несет на себе черты нравственного пуританства. Браун лишен этой ограниченности. Как наследник литературы Просвещения с ее интересом к пробуждающемуся человеческому чувству он не боится вводить в свои романы то, что встречает в жизни. Он не отворачивается стыдливо при виде поступков, не укладывающихся в нормы кодекса о браке.
Едва ли бы было справедливым относить романы Брауна, как это делают многие американские литературоведы, к типу так называемых «криминальных» романов.
Один из лучших романов Брауна – «Эдгар Хантли, или Мемуары лунатика» (1799) – посвящен истории раскрытия преступления. Можно ли на основании этого причислить его к жанру детектива? Главным героем романа Эдгаром Хантли движет не стремление покарать виновника преступления, а своеобразное любопытство, своего рода страсть к раскрытию психологических мотивов преступления. Поимка преступника, а тем более его наказание даже не приходят на ум герою. Не случайно в романе нет ни полиции, ни вообще каких-либо властей, которые в силу своих обязанностей должны были бы заинтересоваться таинственным убийством.
Роман построен как психологический этюд, и, хотя в нем немало черт, которые в позднейшие времена характеризуют детективный роман, вся его художественная направленность совершенно иная. Она заставляет скорее вспомнить некоторые образцы психологической прозы критического реализма XIX в.
Другая важная сторона романа – прорывающаяся в нем стихия ожесточенной, грубой и в то же время романтической борьбы американских «пионеров Запада» с пограничными племенами индейцев. В мир американского патриархального фермерства вдруг врывается стихия кровопролитных конфликтов фронтира. В своем воображении Эдгар видит ферму разоренной и сожженной индейцами – «мой кабинет, моя мебель, мои книги, результаты моих трудов, те близкие, кого я любил, даже моя одежда – все подверглось безжалостному и непоправимому разрушению. Зачем должен я пережить это бедствие?»[54]
Здесь возникают аналогии с куперовской трилогией о земельной ренте, с эпизодами индейской войны в поздних романах Купера, отмеченных печатью реализма. Начальный период американского романтизма, истоки которого восходят к романам Брауна, как бы перекликается с поздней порой зрелого романтизма.