Цистерновая камантивра припылила. То с чем пожаловала, – подтёками, хроническими, на боках, причалила месозена к месозене – приваренными лестницами, руку протяни. Амакивер ноль-восемь-шесть – без верхней половины защитного костюма: приспущена, подвязана на поясе, – и собственная "тигрово-леопардовая шкура" напоказ. В херифах вскарабкался на ливаорную ёмкость и настежь люк. Прыжочком перелез на камантивровую. Отстёгнутую от фиксатора, торчащую трубу, "Г" с носиком, поворотил к отверстию. Переливал привоз, – успокоительная мутотень для дремлющих: анорики на час гнездились: песочек – тело, песочек – тело, меж камней, юджопеоры скомканы под головами.
Садик отъехал привычным маршрутом, петляя меж скалами, на плоскогорья, песчаники. Спокойно посматривал на вечно бегущее, почти всегда плотное, серо-желтоватое месиво облаков, пока не шмыгнул носом, – на пяток километров, разносимый ветром круглосуточный вонючий букет, примерно хвои, кондитерки, по земной ассоциации, напоминал о приближении к Паредеке. Из-за холма нарисовался тевихор – промышленный мини-городок – комплексы строений, без намёка на территориальное движение, лишь дымили местами разнокалиберные трубы. По периметру шли обтекаемые конструкции. В разветвлении к разным частям промзоны фургон направился к модульному зданию из четырёх закрытых ворот. На фасаде скромно красовались синдуки, без перевода, по запаху, означавшие приёмную пищеблока, – к последним подкатил. С полминуты передышки, ворота, пропитанные вековой вонищей, отъехали. Заразличались ароматы в колдовстве местной кухни над рецептурой. Припарковавшись в просторном диапифере, раскрыл боковую дверь кузова. Подъехавший на онуконвере симидим выудил бочку и отвёз к двоим товарищам, перетаскивающим на промывку и капаметы с пищевой утварью. У дальней стены, по паре, куковали в простое платформы-прицепы и похожие фургоны.
Из-за них появился хомидим ноль-семь-один, местный надзиралец: "В Фианирид за сырьём".
Садик послушным кивком развернулся спиной и поменялся в настроении… не выдавая радости, на камантивре выскользнул в заданный тевихор. В пути, с небольшой возвышенности, открылись взору дугообразные марши прозрачных крыш со специфичным освещением земных полосок утреннего солнца, синевы чистого неба, оттенков спектра, яркости. Пашня под стеклом на равнине квадратных километров – сказочное царство в извечной планетной мгле. Меж строениями, издалека, будто в борозде редкими жуками, ползали робоплатформы. Стражником цветастого хозяйства выступал высокий крепкий забор, убегающий волнистыми линиями вдоль, где в малой отражательной способности перепадало красок и ему. Угол периметра, аккуратно сведённый под небольшой радиус, в итоге выдавал квадратно-скруглённое, вытянутое "О", а в стойке – стройное "Л". Садик ехал вдоль стены – сплошной двусторонний обтекатель на барханчиках, в заигрывании ветра и пыли. Повернул к возвышающейся покатой крыше, прямо на забор, хотя дорога уходила дальше. Остановился, протрубив сигналом в стиле "трам-папарам". Часть ограждения начала задираться козырьком и камантивра вкатилась не в город-сад, а в закрытый диапифер. Из квадратного жерла стены, с транспортёра, выплёвывались фасованные тюки на симидима, складировавшего на поддон. На другого, в отдалении, подобной технологией капумы с жидкостным сырьём. Напротив ритмичной суеты стоял транспорт посерьёзней: поболе фургон и прицеп набивались онуконверами складской продукцией. Не сведущему в местной писанине на маркировке, по упаковке определялся тип товара: сыпучий и не очень. Садик, бросив железного коня под погрузку, исчез среди штабелей. В углу вокруг позыркал, вынул из-за пазухи хомидимскую оснастку, ошейник с обломанным креплением. Одной рукой приноровил, другой мягко пробарабанил пальцами по стенке. Ответно высунулся свёрток – спрятал.