Подальше ювелирный магазин, – по логике не прикасался к украшениям, по-деловому руки за спину.
А в продуктовом торты поедал глазами.
Ночного клуба вывеска мигала, заевшим ритмом бухало из-за двери, и размалёванные девушки туда-сюда, – авось на страшненькую клиент созреет. По ходу разочаровавшись, не зашёл.
За городской чертой, в глуши, остатки ночи на траве, уткнулся в звёзды: "Почему?.."
Вот дом родной, мать, постаревшая в печали, и вещи по местам, – реальное кино, и для него нет роли.
"Прости меня мама", – Дима удалился, не в силах больше сострадать.
Перемещался над горами, – леса, луга – такая ширь: "Блин, как обалденно, и не думал, пока с Ершом тусил".
Ракета-зверь вдали пыхтела дымом и, перевёрнутой свечой, оторвалась. К ней на забаву прицепился, кузнечиком на шест, – и невесомость, и притяжение Земли сплелись.
"Спасибо, что подбросили", – включил автостопщика, отпрыгнув на ходу в самостоятельный полёт.
Дивился огням в ночном полушарии, синеве дневной половины, Луне, поодаль отдыхавшей бледным фонарём.
Прикоснулся к заковыристой геометрии искусственных спутников, – и мусор: "Ух!" – не увернулся от куска металла, – благополучно сквозь.
Неведомое манило, без горизонта, через астероиды, к гиганту Юпитеру, красавцу Сатурну. Тогда и шарик голубой растаял, и Солнце блёклой точкой стало.
"А что вы скажете, профессор?.. – когда во мраке прохождения пространства, в чередовании отдалённых светил звёздных систем, появились очертания двух бело-голубых фигур, в лазурно-фиолетовом ореоле, – успел изречь: – Привет", – и полоснувший яркий луч обездвижил Димину сущность…
Глава 2
Первые мгновения заполнились в глазах серым потолком. Примитивные шевеления пальцев присовокупились осознанием: "Что это всё значит?".
"С прибытием в рай, далёкий край", – особняком вовнутрь просочилась речь – внешне ушам порой передавались приглушённые похрюкивание, порыкивание, присвист.
"Ты кто такой?" – пролопотал оторопело: на него смотрела крупная лысая башка, – то ли радиация волосяной покров обрила.
"Что новенького в Тропсигале?"
"Э, где это я?" – первый пот, холодный.
"На Лютукрепусе".
"На каком, на хрен, ребусе? Что за чудилы?" – рассматривал вокруг "оживших" героев из комиксов, в робах вечереющей серости: дышащем полубрезенте, юджопеоре, как и на Диме. И все – одно лицо широких форм, прижаты уши, – лишь разнили на голый торс желтоватой мышечной плоти наросты, шрамы, индивидуально, "тройняшек-четверняшек".