Выйдя на нужной станции, я почти бегом преодолеваю последние сотни метров до массивного серого здания полицейского архива. Я толкаю тяжелую дверь и оказываюсь в тишине. Тишине относительной, казенной. Но после акустического ада улицы она кажется благословением. Я стою в пустом холле, пытаясь унять дрожь в руках. Дыхание сбито, сердце колотится в ребра, как пойманная птица. Это была пытка. Каждая секунда за пределами моей квартиры была пыткой. Но эта пытка была необходима. Потому что там, в этом ревущем хаосе, я не только почувствовал свою паранойю. Я почувствовал подтверждение. Подтверждение того, что Город – это не просто скопление домов и людей. Это живая, дышащая, равнодушная сущность. И то, что я ищу, нужно искать не в отчетах криминалистов, а в его аритмии, в его сбоях, в его внезапных приступах безумия.
Кабинет Соколова был полной противоположностью моей квартиры. Светлый, просторный, с огромным окном, выходящим на гудящий проспект. На стенах висели не книжные полки, а карты города, схемы и фотографии с мест преступлений, соединенные красными нитками. Алтарь порядка, возведенный посреди хаоса. Соколов сидел за своим столом, похожий на капитана, который уверен, что держит курс под контролем, несмотря на шторм. Он указал мне на стул напротив.
– Ну что, Ковалев? Вы излучаете оптимизм, как дохлый аккумулятор, – он попытался пошутить, но вышло не очень. – У вас есть что-нибудь для меня? Хотя бы набросок портрета?
Я положил на стол свой блокнот, открытый на нужной странице. Соколов бросил на мои каракули быстрый, пренебрежительный взгляд.
– Портрета не будет, майор.
– Что значит, не будет?
– Это значит, что вы ищете не того и не там. У вашего "Маэстро" нет единого психологического профиля.
Соколов откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Его лицо выражало смесь усталости и плохо скрываемого раздражения.
– Объясните. Только, пожалуйста, без ваших лингвистических экзерсисов. Простым, человеческим языком.
– Хорошо. Возьмем его так называемые послания. Уничтоженные рукописи, стертые серверы, лабиринт на доске. Криминалисты и пресса видят в этом эстетский жест, уникальный почерк.
– И что, это не так? – в голосе Соколова зазвенел металл.
– Это не так. Почерк – это то, что объединяет, что создает стиль. А здесь нет стиля. Это компиляция, коллаж, – я постучал пальцем по своему блокноту. – Это не похоже на послание одного человека. Это похоже на то, как если бы кто-то вырезал слова и картинки из разных газет и журналов, чтобы составить анонимное письмо. Лабиринт у архитектора – это из журнала головоломок. Обнуленные картины – цитата из эссе художника-концептуалиста. Стертые серверы – стандартный протокол безопасности. Здесь нет индивидуальности. Это мешанина из клише, из обрывков культурного шума, который нас окружает.