Тишина сжималась вокруг него, становясь всё плотнее. Ему хотелось произнести её имя вслух, но звук казался слишком хрупким, слишком опасным – словно он мог разрушить тонкую границу между
воспоминанием и безумием. Он только вздохнул – так тихо, что этот вздох стал частью тишины.
Свеча напротив дрогнула, и её свет отбрасывал на стены тени, которые, казалось, шевелились. И на одно короткое мгновение ему показалось, что она снова здесь – улыбается, наклоняется вперёд, чтобы украсть у него с тарелки кусочек, как делала раньше. Сердце вздрогнуло – короткая измена здравому смыслу. Но он моргнул – и стул был пуст, а тени замерли.
Он поставил бокал, и лёгкий звон стекла разнёсся по комнате. Ужин остался нетронутым. Он накрыл на неё неосознанно – словно даже её призраку полагались собственный стул, своя тарелка и порция тишины.
Он знал, как это – жить с призраком того, что могло бы быть, должно было быть и, может быть, всё ещё могло бы быть. Идти по улице, ведя внутри себя бесконечный разговор – что бы она сейчас сказала, что бы почувствовала, если бы была рядом. Чувствовать, как её воображаемые слова ложатся тяжестью на грудь – слова, которым не суждено прозвучать, но которые живут в бесконечной ленте его сознания.
Быть в баре, когда разговор вдруг уходит из поля внимания, звон бокалов и отдалённый смех становятся размытым фоном, и всё, что занимает его мысли – это как было бы, если бы она сидела рядом. Как её взгляд – тихий, сосредоточенный – вновь останавливался бы на нём, даря то самое чувство: быть особенным.
Стоять с корзиной в руках в очереди супермаркета, скользя взглядом по бесконечным полкам, когда вдруг зазвучит их песня. Их. Безжалостное, случайное предательство от динамиков над головой.
И вот он уже не в магазине. Он снова в машине с ней, поёт фальшиво припев, а она смеётся и закатывает глаза. Или на её кухне, где её рука в его, и они кружатся в неуклюжем танце под тот же самый мотив. Теперь эта музыка звучит иначе. Каждое слово – как осколок, впивающийся в те места, где теперь живёт её отсутствие.
А потом приходит воображение – назойливое и неотступное. Он вспоминает, как думал, что она видит в нём нечто особенное. Как её взгляд смягчался, когда она смотрела на него, как её сообщения
казались частичками её самой, переданными ему на хранение. Теперь