Около больницы, казалось, ничего не поменялось. Все те же озабоченные родственники, равнодушный персонал, грубость. Зрелище чужой боли притупляло свою, но Яша уже стоял в хвосте очереди в «Справочную».
– Мигалова? – переспросила дежурная. – Марина?
– Нет, – Яша старался не дышать в окошко, – Магда. Мигдаль.
Дежурная перелистала тетрадку, – а нету такой. Почем я знаю, где она? Тебе надо, ты и ищи.
Дверь в квартиру Магды на улице Академика Павлова никто не открыл. Яша стоял, звонил, стучал кулаком, стучал ногой, пока не высунулась взлохмаченная голова из квартиры напротив:
– Чего долбишь? Нет здесь твоей шалавы, давно нет. Хоть пожили спокойно! Хоть бы она издохла где! – и дверь с шумом захлопнулась.
До Татарской улицы Яша добрался уже к вечеру. Нырнул в арку своего дома, встал, задрав голову, словно рассматривая ночное московское небо. Дом, образовавший колодец, обнимал собой крошечный двор, в котором так и росло знакомое Яше с детства дерево. Яша прислонился к стволу вяза и стал мысленно путешествовать по квартирам дома – вот, тут жили Хамидуллины, огромная семья, отец и мать были дворниками, занимали полуподвальное помещение, а Яша всегда бегал к ним за крупной серой солью, которой тетя Диля посыпала лёд. А вот окно Решетниковых, у них был огромная собака овчарка, которая спала на балконе и отчаянно лаяла, если кто-то выбегал во двор. А вот там жила тетя Галя, машинистка, которая отдавала маленькому Яше испорченные листки для рисования, а вот там жили сестры Зайончковские, старшая была пианисткой, а младшая пела под ее аккомпанемент в кинотеатре «Победа», а там… а там вдруг показался знакомый профиль. Со двора было видно, что в комнате полутьма, но что-то вспыхивает в такт ритму – как будто лампочки на елке. В тишине двора Яша услышал Магдин смех, и слова «Свэн, сделай потише…» Задернули штору, и музыка стала слышна еще более явственно, и что-то звякнуло, будто упал, но не разбился стакан.
Три коротких – никто не открыл, четыре коротких – шаркающие шаги, грохот дверной цепочки, вопрошающий глаз в вертикальной щели.
– Теть Маш, это я, Яша. Яша, Измайлов? Помните?
– Проходи, – соседка, тётя Маша Севрюгова, полжизни прослужившая в Бутырках надзирательницей, редкая сволочь, но баба к своим жалостливая, пропустила Яшу в коридор. – Не узнать, – тётя Маша потыкала в Яшу пальцем, – пришёл, чего? К этой? – тётя Маша употребила словцо, которое меньше всего подходило к Магде. – Целыми днями, проходной двор, все ходют и ходют. Дура твоя мать, и дура бабка. Надо было тебя в детдом сдать. Безотцовщина горькая, – тётя Маша толкнула локтем дверь своей комнаты, – небось бы не шлялся по всяким… и имя то, прости Господи, Магда? Рази ж так нормальную девку назовут?