И действительно, из того самого Митюхи-лентяя вырос великий адмирал Дмитрий Сенявин, который не только врагов побеждал, но и на своих кораблях никогда не позволял матросам спать в мокром белье! Потому что помнил и розги дяди, и бардак в корпусе, и главное – что порядок и старание открывают путь даже к самым далеким и прекрасным морям!
Конец
P.S. А юнга Петя, который в корпусе подложил-таки (не лягушку, а смешную нарисованную рожицу) в чайник майору Голостеневу? Он стал отличным боцманом! Но это уже совсем другая история…
Дело о «Петеньках», которые Петру I и не снились
Самара, 1913 год. Город жил своей размеренной волжской жизнью: пароходы гудели, купцы взвешивали арбузы на совесть (ну, почти), а чиновники в губернском правлении усердно изображали кипучую деятельность. И вот в эту идиллию, как селедка в компот, ворвался финансовый скандал такой величины, что даже памятник Петру I на Алексеевской площади задумчиво почесал бронзовый подбородок.
Главным «финансистом» сего действа выступил купец Николай Иванович Дмитриев. Человек с размахом! Другие купцы мечтали о новой лавке или паре лошадей покрасивее. Николай Иванович же скучал. Торговля хлебом? Банально. Мукомольное дело? Уже есть. И тогда его осенило: «А что, если… печатать деньги? Самому! Чтобы не зависеть от этих питерских бюрократов в министерстве финансов!» Видимо, он воспринял лозунг «Деньги должны работать!» слишком буквально.
Техническим гением (или злым демом полиграфии) стал Яков Ефимович Гольдберг. Если Николай Иванович видел в деньгах философию, то Яков Ефимович видел в них… ворсинки на бумаге. Он был перфекционистом. «Нет, Николай Иванович, – бормотал он, разглядывая под лупой свежеотпечатанную пятисотку, – смотрите, у Петра Великого тут ус чуть-чуть не такой вьющийся! Настоящие усы вьются по ГОСТу 1897 года, пункт 4, подпункт „Бакенбарды монархов“! Народ заметит! Разнесут!» Дмитриев отмахивался: «Яков Ефимович, народ у нас простой, он и на настоящие-то пятерки как на петухов смотрит. Главное – размер и портрет мужика в парике. Похож на Петра? Похож! И печать двуглавого орла – вот она, двуглавая! Какие претензии?»
Печатали они свои «шедевры» не где-нибудь, а в подвале одного из дмитриевских складов. Оборудование было – закачаешься! Часть купили «через знакомых», часть, говорят, «позаимствовали» ночью из типографии губернских ведомостей, где печатались исключительно скучные указы о налоге на скот и объявления о пропаже коровы Розки. Рабочие думали, что печатают какие-то особо секретные этикетки для дмитриевского портвейна. «Крепкий, значит, портвейн будет, – рассуждали они, – раз на этикетке такой строгий мужик смотрит и цифры большие!»