И счастье подарить Звезде игрушку…
Звезда погасла и давно уже остыла,
Забыла всех, кого сгубила и любила…
Но иногда ей снился худенький парнишка,
Похожий чем-то на подаренного мишку.
Она спускалась долго по ступеням,
Она считала, что движенье – польза!
Что кто рождён ходить, не должен ползать!
Но плохо слушались её колени.
И каждый шаг давался, как победа.
Она шаги считала, словно годы,
Не вспоминая беды и невзгоды,
А только те, где жили ладно с дедом.
Но рано или поздно день случится:
Она, закрыв глаза, вздохнёт спокойно
(Пусть это будет позже, и не больно)
И вверх по лестнице легко умчится!
В шкафу графомана толпились его сочинения.
(Так в сейфе хранятся банкноты, брильянты и слитки.)
Читал он шедевры свои, не скрывая волнения.
(Считал неуместным подсчитывать траты, убытки.)
«Не хлебом единым!..» —
твердил графоман в оправдание,
За новый тираж без остатка отдав сбережения.
На полку впихнув неизвестное миру издание,
Садился за новые столбики стихотворений.
У поэтессы были ноги
И графоманские стихи.
Она с ума сводила многих
И без словесной шелухи:
Хватало ног, упругой попы
И декольте (всего, что в нём),
Ещё дразнил немалый опыт
И взгляд, бушующий огнём.
Мужчины разных лет и масти
Лежали стопкой возле ног,
И каждый жаждал дикой страсти
И лучше выдумать не мог!
Жил поэт и мучил Музу:
Всё стихов просил у ней.
А она для их союза
Родила ему детей!
Денег просит дура-Муза,
Вдохновенья не даря,
И семья ему обуза,
И рифмует строчки зря.
Ни стихов, ни Музы толком,