Через мгновение лицо Ивана вытянулось от изумления, а нижняя челюсть отвисла. Николай Ильич бросился к топке, где догорали смятые листки бумаг и салфетки, упал на колени и, обжигаясь, голыми руками полез в огонь. Но было поздно. Вставленное в щель между кирпичами письмо сгорело.
На крик пришла супруга. Ольга Иннокентьевна догадалась, в чём дело, выпроводила прислугу, плотно притворила двери и навалилась на них спиной.
– Ничего страшного! – заверила она и снисходительно посмотрела сначала на мужа, потом на печь. – Сам же сказал, что прочёл. Бери теперь бумаги и перья.
Николай Ильич ужаснулся.
– Ты предлагаешь самому написать?! – попытался он угадать тихим голосом и зачем-то напомнил: – Там план распределения денег, выделенных немецкими товарищами для партийных нужд на сентябрь…
– А что здесь такого? – Ольга фыркнула. – Кто проверять станет? Даже если что-то и упустишь, не заметят. Таких депеш за месяц столько проходит, они всех и не упомнят. Сейчас телеграфу и почте доверия нет, всё норовят с оказией передавать. И непременно допиши, чтобы тебе, как особо проявившему рвение, выплатили сто рублей вознаграждения.
– Ну, так уж сто! – возмутился он корысти жены, не уловив в её голосе иронии.
– Не желаешь, так хотя бы как-то упомяни себя в письме! – стояла на своём Ольга Иннокентьевна, насмешливо глядя на мужа.
Конечно, она говорила нарочно, но он воспринимал всё всерьёз.
Немного помявшись, Николай Ильич направился к секретеру, однако на половине пути встал.
– Как-то не по себе мне от обмана, – признался он и развернулся к Ольге.
– Кого же ты обманываешь? – Она всплеснула руками. – Ведь всё как есть и напиши. – И вновь напомнила: – Сам же говорил, что прочёл послание…
– Прочёл, – согласился Николай Ильич. – Так может на словах и передать?
– Тогда точно не поздоровится! – Ольга Иннокентьевна покрутила головой. – Лучше ли тебе от того будет, если узнают, что все письма ты перед дорогой прочитываешь?
– Любопытство ещё никого до добра не доводило, – согласился Николай Ильич. – А как же с припиской быть?
– С какой?
Ольга Иннокентьевна уже принялась разбирать платья, и не сразу поняла, о чём речь.
– Об вознаграждении, – робко напомнил он.
– Смешной ты ей богу, Николай Ильич! – Она отмахнулась. – Поверил, что я на дурное дело подвигнуть могу?