– Доброго утречка, Пётр Ильич!
Странный ритуал делал утро похожим на предыдущие. Петра Ильича так и подмывало спросить у Гришки, кого он ищет каждый раз во дворе? Чего рыскает взглядом?
Это был скуластый, с глубоко посаженными глазами мужик. Лицо его, почерневшее от ветров, морозов и корчмы2 было словно неживым. Худой как смерть, он был на полголовы выше Петра Ильича, но сутулость сводила на нет преимущество в росте. Одет, как и большинство поселенцев из каторжан, абы как. Рваный сюртук, на голое тело, был подпоясан бечёвкой. Мотня латаных и грязных штанов, свисала почти до самых колен. Хорошо хоть сапоги имел при такой жизни. Рыжие от пыли, они давно требовали ремонта из-за стоптанных до самой подошвы каблуков.
– И тебе не хворать, Григорий Васильевич! – ответил Пётр Ильич.
До Гришки было шагов десять, но даже с такого расстояния в прохладном и чистом воздухе Пётр Ильич различил терпкий запах табака-самосада, пота и гнилых зубов. Вернее сказать, их остатков. Но перегаром не несло, и то, ладно.
– Ну, я спойду?! – Гришка вопросительно глуповатым взглядом уставился хозяину в глаза.
– Так кто же тебя держит-то? – Пётр Ильич усмехнулся в усы, отмахиваясь от наседавших комаров. – Ступай!
Шаркая ногами и кряхтя, Гришка направился за дом, к хозяйству.
Этот угрюмый с виду мужик подрядился с утра приходить кормить и поить скотину и прибираться за ней. Ещё выгонял гусей. На самом деле, Петру Ильичу не в тягость работа по хозяйству была, да надо же как-то и Гришке пособить с хозяйством? Просто так денег дашь, разбалуешь. Вот и пусть батрачит… Хотя, нет-нет, да и взглянет Гришка недобрым, шальным взглядом исподлобья так, что внутренне содрогнётся всё. И Полина Андреевна это подмечала, а дети первое время и вовсе батрака боялись. По имени-отчеству Пётр Ильич величать Гришку стал недавно, и то лишь по утрам, да под настроение. Проявляя к мужику почтение, старался хотя бы таким образом донести до него, что тот есть человек, а не скотина, и уважает его он. Однако вскоре, как есть, выведет батрак его своей леностью или очередной глупостью. Так устроен. Будет Пётр Ильич сдержан, как всегда, однако назовёт уже бестолкового Гришкой или, того хуже, точно так же, как его дружки кличут – Дубиной. Однако батраку всё одно, как ни называй, не проймёт его. Одно ждёт, когда день закончится, да денег подкинут, чтобы корчмы купить или, на худой конец, той же бражкой разжиться. Этим и живёт.