Бьюкенен свернул под арку и оказался в прохладе проезда под домом, сумрак которой густился мелкой мошкой, сыростью и запахом нечистот. Здесь снова пришлось ускориться. Нервы. Какими бы они не были крепкими, не очень разумно устраивать подобные прогулки в таких местах и в такое время. Не терпелось оказаться в безопасности. Нынешний Петроград, это уже далеко не тот город, что был даже годом ранее… Почувствовав, что тотчас чихнёт, Бьюкенен на ходу вынул из кармана платок, встряхнул его, расправляя, и ловко прижал к нижней части лица.
– Апч-хи!
– Простыл, никак, басурманин?! – прогремел под сводами насмешливый голос человека, стоящего у стены. – Это тебе не Париж!
«Простой мужик, а догадался, что я не русский!» – восхитился с досадой Бьюкенен и посмотрел на разоблачителя более внимательно.
Одетый как обычный мастеровой, мужчина дымил папиросой. У его ног стоял новенький, покрытый витиеватой резьбой ящик шарманки, с приспособленным к нему ремнём. Мужчина не был похож на уличного музыканта. Те одеты беднее и взгляд не тот. Может он занимался ремонтом этих инструментов или вообще делал их. Не удивит сейчас таким видом и обыкновенный переодетый жандармский офицер, взявший её в качестве атрибута конспирации. Окрест сплошь заводские казармы для рабочих, бордели, дешёвые трактиры да доходные дома. Район невесть какой благополучный и кишит разных мастей жуликами. За ним пригляд нужен. Вот и снуют здесь, среди прочих, те, кому по долгу службы за порядком следить полагается, или вовсе, наоборот, украл молодец инструмент и теперь ищет, кому за деньги пристроить…
«На дворе двадцатый век, а русские всё ещё развлекают себя примитивной рифмой скрипучих звуков этого инструмента, – подумал Бьюкенен раздражённо. – Будто бы нет синематографа и патефонов. Даже смотреть на это убожество противно! Чего это я вдруг?! – изумился он собственным и предвзятым к России мыслям. – Разве в Европе их нет?! Да куда там, от нас они и пошли!»
Нельзя сказать, что он ненавидел Россию. Просто это не тот мир и заселён он не той породой людей, к которой принадлежит любой англичанин, француз, датчанин или швед… Даже пребывая послом в Японии, Бьюкенен не испытывал тех настроений и чувств, какими обзавёлся в этой стране. Здесь всё вызывало у него странное ощущение, сродни с лёгким и непреходящим отвращением и брезгливостью. Собаки, и те, казалось, лаяли по-другому. Тем не менее, его страна, да и судьба Европы в целом, сейчас, как никогда, зависит от этой территории, заселённой челядью и управляемой простодушным и мягкотелым монархом. Ему, Бьюкенену, приходилось жить в России, пребывая в постоянном, затаённом страхе и напряжении от огромной ответственности. Это ощущение сродни чувству, которое должен испытать каждый, случись, что в его револьвере останется лишь один патрон, когда только выстрелом разрешится спасение близкого ему человека.