Крым и цыгане - страница 3

» как цыган, однако сами они идентифицировали себя как «турмéны» / «трукмéны», что обнаруживает возможную связь со ставропольскими и астраханскими туркменами, чей ареал кочевий в прошлом был весьма обширен (Туркмены 2016). Гурбéты использовали также самоназвания «дайфа» («дайфалар») / «тайфа» («тайфалар») (Филоненко 1930). Как указывают Марушиакова и Попов (2007), часть крымских гурбéтов владела цыганским языком. Вероятно, термины «гурбéт» и «чингенé» / «ченгенé» могли выступать в качестве общих экзонимов для крымских цыган. Смирнова-Сеславинская (2016) выдвигает гипотезу о балканском происхождении крымских гурбéтов, которые, частично смешавшись с турками, мигрировали в Крым.

Этнографические данные свидетельствуют, что в Сербии и Македонии цыгане-гурбéты традиционно занимались отходничеством, торговлей и меной лошадьми. В крымском контексте они упоминаются как извозчики, торговцы лошадьми, барышники, носильщики (Филоненко 1930; Кондараки 1875; Домбровский 1855).

Авторами отмечаются также группы «сепечи» / «сепетчи» («корзинщики», от турецкого «sepet» – «корзина») и «элекчи» («ситовики», от турецкого «elek» – «сито»), которые занимались изготовлением корзин, сит и решет, мелкой торговлей вразнос (Мемишев 1996; Филоненко 1930; Кондараки 1875; Домбровский 1855). Характерной особенностью их экономической деятельности была сезонная работа: с наступлением весны ремесленники объезжали окрестные деревни, принимая заказы на продукцию, которую доставляли до начала молотьбы, получая оплату натурой (заранее оговоренной мерой зерна или муки).