Во времена смут властители, в зависимости от эффективности проведённых пиар-кампаний, сменяют друг друга. В начале 17 века Лжедмитрий провёл пиар-кампанию лучше, чем Борис Годунов, и потому занял царский престол. Правил он немного, но с пользой для Российского государства: создал условия для свободной торговли; собирал армию, чтобы обезопасить южные границы империи от набегов крымских татар; поляков и католических иезуитов, которые помогли ему занять престол и потому рассчитывавших на многое, стал, говоря современным языком, «кидать» и даже подумывал о включении Польши в своё царство. Но от наркотического состояния, которое даёт безграничная власть, Дмитрий расслабился, возомнил себя помазанником божьим и не заметил пиар-кампании (распускание слухов) Василия Шуйского, который и стал царём после убиения Лжедмитрия.
Потом было ещё несколько пиар-кампаний, которые в результате привели к гражданской междоусобице и массовому истреблению друг друга. Кончилось всё, как известно, тем, что пришли люди из Нижнего Новгорода, которым хотелось торговать и богатеть, а не грабить и вольничать, и всё стало как раньше: царь, православие, крепостничество. В общем, говоря современным языком, наступила стабильность – время накопления новых социальных противоречий.
Характерной особенностью всех российских смут является отсутствие качественного скачка в социальной эволюции общества: усиления демократических институтов. История государства Российского напоминает хоровод – все исторические события располагаются в замкнутом круге, из которого выбраться невозможно, как по причине сильной центростремительной силы, ослабление которой может вызвать неуправляемый центробежный процесс, так и по причине отсутствия демократической культуры.
Две больших смуты в двадцатом веке закончились, с точки зрения социальной эволюции, ничем: стабильная несменяемая власть, несметное число бояр, воспевающих власть, и большая дружина, охраняющая покой власти и преследующая тех, кого власть опасается. Смута, начало которой было положено в конце прошлого века, позволила тем, кто имел власть, приобрести в собственность банки, заводы, фабрики, землю и т. п. На место коммунистическим ценностям пришли материальные, которые оказались в основном у тех, кто насаждал народу веру в первичность материи или обеспечивал безопасность тех, кто вбивал эту веру народу, не допуская её практической реализации. Всё логично: материальные ценности должны принадлежат идейным материалистам, якобы способным использовать их эффективно. Проблема лишь в том, что эта «эффективность» заключается не в развитии технического и гуманитарного прогресса, а в банальной распродаже ресурсов и несправедливом распределении доходов от их продажи. Получив незаслуженно материальные блага эти люди начинают говорить о религиозных ценностях и вторичности материи.