– Рецепт мой, – заметил я. – Иван Фомич лечит нервы.
– Помилуйте, какие нервы? У Травникова нервы? – вскинул брови аптекарь. – Это у меня нервы! А у него – железные канаты! Я вам удивляюсь, Евгений Сергеевич!
– Что ж удивительного? – недовольно пробурчал я. – Неврастения со всяким бывает.
– Бывает, конечно, – он даже замедлил шаг. – Как страшно жить, дорогой мой доктор! Одни сплошные нервы! У меня вот, казалось бы…
Мы вошли в комнату. По обилию стеклянной посуды и наличию вытяжного шкафа я догадался, что мы в лаборатории. Господин Кёлер и здесь продолжил свои объяснения, что Никифоров производит всякие химические реакции для получения некоторых веществ, необходимых для приготовления прописей, в том числе и цианида водорода, т. е. синильной кислоты. А жёлтая кровяная соль, которую Никифоров использует для получения яда, тоже под его, Ильи Петровича, личным неусыпным надзором.
В лаборатории, уже без интереса слушая напористые объяснения аптекаря, я рассеянно перебирал теснившуюся на столе стеклянную посуду. В какой-то момент я взял в руки флакон с остатками прозрачной жидкости. Надпись на нём гласила: Nitroglycerinum. Рядом с пузырьком на листе плотной бумаги я обнаружил засохшие следы медицинского коллодия. На мой вопрос, есть ли в аптеке ртутная соль, Кёлер, несколько удивившись вопросу, подтвердил, что есть, но в мизерном количестве. Осенённый догадкой я наскоро распрощался с аптекарем и, не увидев на бульваре извозчика, поспешил назад в больницу пешком.